Зал ожидания

   Все свои неполных двадцать четыре года Марина прожила в ожидании Настоящей Жизни: среднестатистическое существование ее среднестатистической семьи не устраивало Марину ни по каким параметрам. С абсолютно детской наивностью, с какой маленькие девочки, еще верящие в Деда Мороза, ждут новогодних праздников, верила Марина в скорое наступление её Новой Жизни, где всё будет как в волшебно-радужной сказке: там ей отведена роль Женщины, красивой, умной, уверенной в себе, полной изящества и чего-то неуловимо-необъяснимо-притягательного, что принято называть «шиком»; Женщины, которой все восхищаются, и перед которой преклоняются самые отборные и искушенные в любви экземпляры мужчин. Породистые и холеные, они самозабвенно будут обслуживать ее непостоянные вкусы, прощать чудачества, умолять о встречах, а иногда, не справившись с чувством восхищения ею, совершать ради нее романтические книжные подвиги.

В Новой Жизни все её откровенные ошибки будут считаться позволительным сумасбродством – ТАКАЯ Женщина имеет право на роскошь не отвечать за свои промахи, а лишь, лукаво улыбаясь и играя в смущение, выбрать того, кому будет позволено все исправить. Каждый день Настоящей Жизни будет радовать своей беззаботной мозаикой и непредсказуемостью: еще столько в жизни Марина не видела-не пробовала-не была. И все это ей предстоит увидеть и попробовать там, в скором будущем, манящем головокружительными возможностями, пестрыми ярлыками дорогих нарядов, никелированным черным золотом салонных автомобилей, холодным шелком простыней на огромной кровати со старомодным балдахином, золотыми куполами соборов и церквей из путеводителей заграничных стран, многообещающим неоном сверкающих витрин, плотным ежедневным графиком посещений светских раутов и салонов красоты, холодным шампанским в запотевшем ведерке со льдом, хрустом не считанных купюр, круговоротом предстоящих сказочных событий и получением в полное и безвозмездное пользование всего того, что сейчас Марине было абсолютно недоступно.

Думая о будущем, девушка замирала от восторга и ежилась от приятной дрожи, пробегающей по телу от предвкушения чуда, и ни разу у нее не возникло мысли о безосновательности и невыполнимости мечты: убежденность в собственной уникальности и принадлежности к «избранным» жила где-то глубоко внутри Марины все неполные двадцать четыре года, с каждым проходящим днем становясь все крепче. Время утекало достаточно быстро, и, резонно рассуждая, что на Новую жизнь должно приходиться никак не меньше лет тридцати (за вычетом старости, о которой мечтать неинтересно) выходило, что чудесное событие, открывающее для Марины двери в заветную Новую Жизнь, должно было произойти практически на днях… Вероятнее всего этим долгожданным «чудесным событием» станет внезапное появление в ее жизни человека, который резко и безвозвратно выдернет девушку из тягучего болота скучно-предсказуемого обыденного существования, которое её родители, люди старшего поколения, благодарно называют стабильностью, и поместит в сверкающий мир богемного счастья.

С точки зрения рядового обывателя Марина выглядела вполне счастливой, судьбою не обиженной, девушкой, проживающей в большой двухкомнатной квартире хрущевского, но еще вполне приличного дома, вместе с родителями, обеспечивающими дочери надежные тылы, сыном Ванечкой, вполне самостоятельным четырехлетним молодым человеком, и дружелюбным котом Пиратом, потерявшим глаз при неизвестных обстоятельствах в бытность своей бесприютной дворовой жизни.

Благодаря помощи родителей в свое время она получила платное, но вполне добротное образование, и работала теперь на несложной, невредной, неинтересной, словом, обычной работе за хорошую зарплату и относительную стабильность при полном отсутствии перспектив. Личная жизнь Марины представляла собой один сплошной туман, в беспроглядной плотной дымке которого изредка проступали размытые и неясные контуры очередного романа, но они исчезали в вязком мареве гораздо раньше, чем становились хоть сколько-нибудь отчетливыми и осязаемыми. Причиной такой унылости была сама Марина, которая отношения с мужчинами строила вяло и безынициативно, исходя из соображений физиологической необходимости и потребности самоутвердиться, но при этом четко понимая, что ни один из ее ухажеров не был, не является и никогда не станет кучером, готовым предоставить Марине карету для транспортировки ее особы в Новую Настоящую Жизнь. И вполне естественно, что мужчины, самолюбивые существа, рядом с вялой и незаинтересованной Мариной надолго не задерживались и, погружаясь в привычный вязкий туман, благополучно пропадали из ее жизни, незаметно и практически безболезненно для обоих сторон.

Но все это казалось Марине не важным, ведь какая разница, что и как написано в черновике: сколько в нем сделано ошибок, поставлено клякс и насколько нелепо выглядит разнузданный почерк – вот когда начнется ее Настоящая Жизнь, она перепишет все начисто, грамотно и каллиграфически выверено, она создаст неподражаемый образец Жизни, к которому не придраться - а черновик с неудачами, ошибками и скучными предсказуемыми днями перечеркнет, скомкает и выбросит как можно скорее из головы.

Всего дважды в жизни Марины случались мужчины, которых она ошибочно принимала за посланников ее будущей Жизни. С неудержимой радостью, сияющими надеждой глазами и раскрытыми объятьями бросалась Марина им навстречу, больно ударяясь о реальность, которая в последний момент давала девушке понять, что это опять оказалась ложная тревога. Так заждавшийся пассажир, уже отчаявшийся добраться до пункта назначения и уныло располагающийся в зале ожидания, где он вынужден провести неопределенное количество времени, вдруг слышит объявление о нужном ему рейсе, и, обезумев от неожиданного счастья и предвкушения окончания мучений, не чувствуя неподъемной тяжести чемоданов и дорожной усталости, несется к объявленному выходу, у которого обречённо замирает, до боли в глазах вчитываясь в холодные буквы табло, равнодушно выщелкивающего не нужный пассажиру город, и все еще не веря в то, что это ошибка…

Впервые это случилось, когда Марине было восемнадцать лет и она являлась студенткой одного из неприметных и ничем не выдающихся институтов. Тогда ей казалось, что о любви она знает все, ведь к тому времени девушка перечитала всю любовную прозу, к которой имела доступ в необъятной родительской библиотеке. Он был старше ее на девять лет, красив, общителен и необычайно остороумен; с шиком носил потертую джинсу и благородную небритость, хрипло пел под гитару, имел подержанную «девятку» и ямочку на подбородке, сводившую девчонок с ума. Надо сказать, что линзы Марининых розовых очков, в которых она пребывала постоянно весь период общения с ним, превращали в Мерседес его старенькую машину с ржавыми островками облупившейся краски на крыльях, а не первой свежести джинса выглядела по меньшей мере смокингом, разве что без бабочки.

В молодежный сленг примерно в этот период вошло выражение «срывает башню от любви», и Марина не понаслышке узнала тогда, что это значит. Башню ее сорвало вместе с фундаментом и отчаянно закрутило в вихре новых ощущений в момент первого поцелуя. «Наконец-то! Дождалась!» - билась в голове Марины счастливая мысль, заставляя ее замирать от предвкушения предстоящих ей триумфальных жизненных событий, таких долгожданных, выстраданных бессонными слезными ночами, которые вполне заслуженно произойдут в ее жизни со дня на день. Немалую роль играл и тот факт, что подобным кавалером Марина клала на лопатки всех окружающих сокурсниц с их непрезентабельными ухажерами – мальчиками с соседних факультетов, обучающихся на деньги родителей искусству незаметно для преподавателей прогуливать лекции, самоутверждающихся рассказами о бурной личной жизни, которая в большинстве случаев в реальности отсутствует напрочь, и комплексующих из-за не сошедших еще юношеских прыщей. Ее Владислав, для близких можно – Влад, для Марины – Владик, котировался в сводках ее ухажеров очень даже высоко, а когда он забирал ее из института на машине, целуя в макушку привычным отеческим поцелуем на глазах у наигранно-безразличных сокурсников и сокурсниц, котировки Влада, безусловно, зашкаливали.

Марина была тогда чиста и наивна, как может быть чиста и наивна девушка, воспитанная в строгости и полной подконтрольности воле мамы, диктатора по натуре, и не менее авторитарного папы, уверенного в том, что его дочери никто не достоин. Но уже после первого свидания Влад знал о Марине всё: вполне естественно, что она – неопытный игрок – на первом же ходу выложила ему все свои козыри, включая джокеры, искренне полагая, что они - в одной команде. В свою очередь, о нем Марина не знала ничего, кроме имени, перспектив на будущее, внешних характеристик и того, что он потрясающе целуется. В принципе, ей этого было достаточно, но темп развития отношений требовал более плотного изучения Влада как кандидата на руку и сердце (в этом возрасте девочки, как правило, всех окружающих мальчиков примиряют на роль будущих мужей).

Злые языки упорно убеждали Марину, что дело нечисто, если взрослый мужик многозначительно отмалчивается на все касающиеся его незабвенной личности вопросы, и в один прекрасный день, когда он в очередной раз заехал за ней в институт, она все же решилась несмело, но настойчиво спросить его:

• Владик, милый, а почему ты никогда не рассказываешь мне о своем прошлом? Ты что-то скрываешь?

Следует заметить, что о будущем Влада Марина была очень хорошо осведомлена, и практически ежедневно эти данные обновлялись, но в целом все новые факты придерживались единой сюжетной линии: очень скоро он закончит работу над своим альбомом (вот увидишь, это будет бардовская «бомба»!), определится с продюссером, на роль которого, по словам Влада, претендовали все сливки продюссерской сферы шоу-бизнеса (ты не понимаешь, у них же нюх на таланты!), и по его прогнозам в течении года-двух он становится незаходящей и самой высокооплачиваемой звездой русского шансона. «А я соответственно твоей женой и главной помощницей!» - мысленно заканчивала Марина его рассуждения, эту последнюю часть она слушала обычно с особым удовольствием, образно представляя Влада в добротно сшитом костюме швейцара, добросовестно открывающего ей дверь со сверкающей табличкой «Новая Жизнь».

… Он посмотрел на Марину так, как посмотрела бы, наверное, Жанна-Д'Арк на случайного прохожего, остановившего её по пути на костер вопросом: «Простите, а где здесь харчевня?»

В его глазах ясно высветился ответ: «Как ты можешь МЕНЯ сейчас об этом спрашивать, ты что не видишь: мне причиняет боль этот вопрос!» Влад многозначительно промолчал и уставился на дорогу с таким напряженным вниманием, с каким водитель-новичок смотрит в лобовое стекло, ошарашенный первой попыткой выезда в город после теоретического изучения правил дорожного движения. Все эти жесты были хорошо изучены Мариной за полугодовалый период общения с ним и в данном случае символизировали крайнюю степень обиженности.

Маринины комплексы, словно по сигналу, всплыли из глубин подсознания, чтобы уволочь ее в пучину раскаяния… «Боже! Какое же я бесчувственное бревно!» - подумала девушка, пока здоровый румянец щедро разливался по щекам. - Я лезу грязными руками в его чистую душу, представляющую собой незажившее месиво из рубцов трагических событий его героического прошлого!» Марина, не сумев скрыть волнения, судорожно заерзала на переднем сиденье машины, проклиная свою недальновидность. Всю оставшуюся дорогу она благоговейно пыталась загладить «вину» своим радостным щебетанием и не менее радостным согласием поехать в гости к его лучшему другу. Надо ли говорить, что друга не оказалось дома, а вот ключи от его неопрятной квартиры оказались у Влада в наличии…

Каждой девушке кажется, что уж с кем - с кем, а с ней такого произойти не может. Марина попалась в эту тривиальную ловушку как и тысячи ее сверстниц. Впоследствии Влад оказался плотно женатым хрестоматийным бабником, имеющим в наличии семью, состоящую из хорошо зарабатывающей и плохо готовящей жены, двух очаровательных близнецов-сыновей, слишком маленьких, чтобы можно было уйти из семьи («им же нужен отец!»), и тещи, выполняющей роль няни-домработницы. Все это Марина узнала, уже находясь на втором месяце беременности: Влад сам ей рассказал эту ранее скрываемую часть своей биографии, когда исчерпал все остальные аргументы в пользу аборта.

Проплакав две ночи подряд, Марина решила не растрачивать себя понапрасну, выгнала несостоявшегося швейцара из своего будущего, и вернулась в зал ожидания Новой Жизни, зализывая раны от разбитых вдребезги надежд. Спустя еще семь месяцев она родила бодрого здоровенького карапуза, у которого уже с младенчества угадывалась ямочка на подбородке, и который здорово отвлек ее от беспрерывного ожидания перемен. Ванечка рос на удивление не болезненным и уникально не капризным ребенком, так что уже первый год его жизни, превращающийся обычно для молодых родителей в ад, позволил Марине насладится счастьем материнства.

Когда сыну исполнилось два года, Марина попалась еще в одну ловушку судьбы, в очередной раз поманившей ее ярким разноцветным, но впоследствии оказавшимся пустым, конфетным фантиком.

Артур Вячеславович, пятидесятилетний подтянутый начальник организации, куда она пришла в составе небольшой группы сокурсников на практику, был первым мужчиной, который увидел в Марине не аппетитную молодую брюнеточку, а взрослую, способную и не глупую девушку, из которой - при небольшом вложении средств в ее обучение - может выйти толковый работник рекламной сферы. По крайней мере, он дал понять, что кроме профессиональной заинтересованности и нескрываемой симпатии, никаких опасностей для нее не представляет. Марина расслабилась, сняла все защитные барьеры, и с удвоенным рвением принялась за работу: во-первых, это было ей действительно интересно, а во-вторых, очень хотелось оправдать ожидание бесконечно уважаемого Артура Вячеславовича. Бесконечно уважаемым он стал в тот момент, когда взял ее, единственную из всех практикантов, на полную ставку в фирму на время практики и на последующее «а там посмотрим», и когда никак не отреагировал на последнюю попытку Нинки, главной Марининой соперницы, попасть в штат путем укорачивания длины юбки и увеличения декольте.

Артур Вячеславович стал четвертым мужчиной в жизни Марины, которого она боготворила, после отца, сына Ванечки и Влада (хотя нет, Влад к тому времени уже окончательно и безопеляционно был исключен из этого списка – и приговор обжалованию не подлежал). Марина обладала особенностью абсолютно не видеть недостатков людей, которые ей нравились, а в начальнике ей нравилось всё: и его характер, уверенно-твердый или покладисто-добрый в зависимости от ситуации; и целый набор «фирменных» взглядов, ласковых, доверительных, шутливо-строгих, благодаря которым он умел любую деловую встречу превратить в дружескую беседу; его «нездешный» загар, грамотно оттеняемый кипельно-белыми свитерами и рубашками; раскатистый смех, настолько заразительный, что, когда он смеялся у себя в кабинете, начинали невольно улыбаться даже посетители в приемной; его обходительность с женщинами, с каждой из которых он общался по принципу «Эх, если бы я не был женат…», давая возможность ей дофантазировать окончание фразы. Даже его имя, гордое, королевское, непокорное, удачно сочетающееся с не менее редким и благородным отчеством, удобно перекатывалось на языке, и Марине нравилось произносить его, интонационно взлетая, выговаривая каждый слог и делая долясекундную паузу между именем и отчеством, не превращая их в одно сложносочиненное слово.

Образ успешного мужчины в сознании большинства женщин представляет собой стереотип, состоящий из плотно утрамбованного кредитками кошелька и дорогих подарков, которыми этот самый мужчина компенсирует свою занятость и невозможность присутствия на семейных праздниках. Если этот мужчина плюс ко всему и провинциал, добившийся вышеупомянутых привилегий с нуля, то к его образу моментально дорисовывается невероятная целеустремленность, недюжинное упорство, волевой подбородок и не менее волевая складочка на лбу. Артур Вячеславович, уроженец Магаданской области, крайне не охотно вспоминал о своей родине, и Марина, списывая сей факт на природную скромность и нежелание кичиться достигнутыми результатами, уважала его за это еще больше.

Марина старалась, активно проявляла себя, и уже через полгода обладала приличной репутацией компетентного специалиста и креативного талантливого промоутера. Артур Вячеславович все чаще советовался с ней, хвалил и поощрял, напрямую говорил, что не ошибся в ней, и намеками давал понять, что это только начало.

Сценарий будущего Марины был в этот раз адаптирован к создавшейся ситуации: теперь она сама пробивала себе путь к Новой Жизни, кропотливо и напряженно трудясь, и все чаще представляла себе, как совершает триумфальный прорыв на верхушки рекламного бизнеса. Она грезила карьерой деловой женщины и всеми сопутствующими бизнесс-вуменовскому положению привилегиями, заранее гордясь собою и своей самостоятельностью.

Виктор Самойлов, один из замов Артура Вячеславовича, давно и успешно эксплуатировал Маринины способности в области рекламной деятельности. Именно он курировал сферу пиара организации, и именно с ним чаще всего приходилось контактировать Марине по текущим вопросам. В общем и целом Виктор не вызывал в ней явного негатива, но была в нем какая-то червоточинка, что-то навязчиво-правильное, что периодически раздражало Марину, и внутренне она называла его «напыщенным индюком». Но свои функции ее непосредственного руководителя он выполнял очень даже достойно, видимо тоже старался оправдать чьи-то ожидания, а точнее даже не чьи-то, а своего отца – все в организации знали, что на эту престижную должность Виктор попал не без папиного влиятельного участия. Неприязнь к нему возникла у Марины еще и тогда, когда она поняла, а скорее почувствовала, что он недолюбливает ее обожаемого, обладающего непререкаемым авторитетом, Артура Вячеславовича. Но это все были личные, никому, кроме нее, не интересные переживания.

Однажды Марина задержалась на работе, доделывая свой очередной проект рекламы для организации, который ей предстояло завтра выносить на суд общественности всего пиар-отдела.

Виктор вошел в кабинет, где Марина кропотливо вычерчивала график роста продаж, и покровительственно улыбнулся:

• Работаешь, куколка?

окончание следует...

ОСА