А я была его Лолитой...

Я чувствовала себе взрослой: заканчивала институт и проходила творческую практику на одной киностудии. К моим двадцати с хвостиком я уже поняла, что степень интересности человека от его возраста не зависит, что среди моих сверстников полно интригующе-увлекательных мужчин, готовых дать сто очков вперед любому стареющему Донжуану. Но на студии я незнамо - негаданно попала под обаяние возраста, опыта и, конечно, известности... Я чувствовала себе взрослой: заканчивала институт и проходила творческую практику на одной киностудии. К моим двадцати с хвостиком я уже поняла, что степень интересности человека от его возраста не зависит, что среди моих сверстников полно интригующе-увлекательных мужчин, готовых дать сто очков вперед любому стареющему Донжуану. Но на студии я незнамо - негаданно попала под обаяние возраста, опыта и, конечно, известности... Сначала я влюблялась во всех подряд, будучи не в состоянии удержаться от чувств к людям, которых я с детства привыкла видеть на экране,**_ и чувства к ним тоже были сродни детской привычке. Но потом я полюбила всерьез и по-настоящему человека, которого сначала возненавидела. Его звали Олег. Ему было уже под 50, но в этой среде не принято было использовать отчества, и я, в свои 23, тоже звала его просто Олегом. Он был режиссером, иногда игравшим в своих фильмах. Не очень-то популярным «в народе», но, что называется «широко известным в узких кругах». В нем была бездна харизмы, замешанной на шарме, цинизме и большом опыте в вопросах водки и женщин. Он меня явно стал охмурять с первого дня знакомства, причем, не трогательно ухаживая, а в постоянных попытках смутить, раздразнить и прочее.Все заржали, а я разозлилась и выпалила что-то типа: сам дурак! Так и пошло: Олег по-дурацки шутил, все время меня задевая и поддразнивая, я огрызалась и тихо ненавидела. А один раз, когда он пытался при всех всучить мне денег, чтобы я «не шлялась общественным транспортом, а ездила, как человек, на тачках», посчитала себя настолько оскорбленной, что не выдержала и разревелась. Все вокруг меня стали суетиться и успокаивать, но Олег всех разогнал, вытер мне слезы, отвел к своей машине, молча отвез до дома (я еще тогда удивилась - откуда он знает мой адрес?). Когда я также молча открыла дверцу машины, он взял меня за руку и сказал: «Извини меня, девочка, я так выеживаюсь, потому что боюсь, что со мной это всерьез, я боюсь в тебя влюбиться...». С тех пор в наших отношениях что-то переменилось. Олег стал обращаться со мной очень осторожно, перестал хамить и цинично шутить, ждал меня, чтобы отвезти домой. И было в этих поездках что-то странное: мы молчали всю дорогу, но иногда на светофоре он смотрел на меня долгим взглядом, и во мне все переворачивалось, я хотела крикнуть: «отвези меня к себе!». Но молчала, и он вез меня к моему дому. Однажды Олег неожиданно, не глядя на меня, сказал: «Поехали ко мне!». Я растерялась и сказала: «Нет! Никогда в жизни!». Причем даже не сказала, а выпалила на одном дыхании. Он замолчал, мы доехали снова до моего подъезда. Машина затормозила, но я не спешила из нее выходить. Мы просидели молча несколько минут, а потом поехали к нему...Я безумно стеснялась этих отношений, готова была просто убить Олега при любом намеке на их афиширование, а ему… ему, конечно, хотелось хвастаться молоденькой девочкой, и когда мы встречались на студии, он пытался предъявить на меня права. Спустя некоторое время я поняла, что в глазах Олега мой возраст имеет особую прелесть, считая себя достаточно молодым и полным сил мужчиной, он нуждался во внешних подтверждениях этих качеств. Одним из атрибутов его «непроходящей молодости» и являлся роман со мной - юной и неопытной. Это был первый минус наших отношений, остальные появились позже. Олег слишком часто отводил мне роль благодарной аудитории, делился своими замыслами, жаловался на конкурентов, уверял, что его творческие неудачи - продукт деятельности бездарных завистников, мне при этом полагалось кивать и поддакивать. Если же я была с ним не согласна и пыталась возразить, что тот или иной режиссер - гений, взгляд Олега мутнел и останавливался, он заявлял, что я слишком молода, чтобы в этом разбираться, что я должна его слушаться. Ему хотелось, чтобы я была такой мягкой «пластилиновой глиной», из которой он может лепить – ваять; его совершенно не интересовало мое мнение на тот или иной счет.**_ Если я вдруг говорила что-либо не лишенное смысла, он всегда ехидно спрашивал: «У кого сперла мысль?» Это все было шутливо и безобидно. Но однажды я поняла, что Олег - просто-напросто бахвалистый неудачник, а я для него - чуть ли не единственный шанс убедить самого себя в том, что он - взрослый, умный, авторитетный. Понимание пришло потом, а тогда я была настолько влюблена не в режиссера-актера-гения, а в стареющего мужчину со всеми его недостатками и достоинствами, что на многое закрывала глаза и пыталась соответствовать тому образу, который он из меня пытался ваять.Как только Олег осознал эти перемены и почувствовал, что я всегда под рукой, все! - ему это наскучило.**_ И я до сих пор с ужасом вспоминаю нашу последнюю сцену, как я рыдала у него на плече, а он меня в последний раз утешал и приговаривал: «Ну, ничего, девочка, у тебя еще всё впереди, что так из-за старого дурака расстраиваться?» А вспоминаю с ужасом, потому что когда от всего этого отошла и «выздоровела», действительно поняла – и зачем я так из-за старого дурака расстраивалась?!...