Проводник

Ник познакомился с ней обыденно и просто, как знакомятся тысячи. Она стояла у афишной тумбы и внимательно вглядывалась в пёстрый ковёр объявлений. В руках шелестел растрёпанными страницами раскрытый словарь, и она поминутно заглядывала в него, едва заметно шевеля губами. Ник познакомился с ней обыденно и просто, как знакомятся тысячи. Она стояла у афишной тумбы и внимательно вглядывалась в пёстрый ковёр объявлений. В руках шелестел растрёпанными страницами раскрытый словарь, и она поминутно заглядывала в него, едва заметно шевеля губами. Короткая стрижка, правильная осанка – два штриха портрета сорокалетней незнакомки. Ник задержался в пролёте и приблизился. Она не обратила никакого внимания, с трудом читая написанные от руки объявления о съёме квартир. “Мучение, правда? – с сочувствием бросил Ник, скользя по понравившемуся профилю. “Не то слово... Кстати, а как у вас как с родной речью?” - она повернулась и захлопнула словарь. Рука взметнулась, опуская солнцезащитные очки - чёрная штора в оправе закрыла за собой синие глаза с длинным ресницами. “Нормально, на хорошем дипломатическом уровне – “здравствуйте”, “спасибо”, “до свидания” - пошутил Ник, расплываясь в обаятельной улыбке. Она сухо произнесла: “У меня скучный вопрос - где здесь можно найти квартиру?” “У меня интересный ответ – у меня!” - Ник был доволен собой. Бровь женщины на стороне сердца изогнулась кверху: “А наша жена что, ещё не приехала?” “Нет, уже уехала...” “На какой срок?” “Навсегда”. Она выдержала двухсекундную паузу, потом просто сказала: “Даша”. “Ник,...ну, Николай, меня так друзья в сокращённом виде величают, да и для аборигенов легче”. “Ник... пусть будет Ник, по крайней мере, не Йоси-каки. А далеко?” “Вот!” – палец Ника упёрся в ближайший дом. В подъезде прямо в проходе лежала большая чёрная собака. “Чья это? – тревожно спросила Даша. “Не знаю, никогда не видел её здесь, надеюсь, не укусит...” Они проскользнули мимо, до самой входной двери слыша её прерывистое частое дыхание... \\\* Так Даша поселилась у Николая. Утром они расходились по работам, а вечером молча смотрели телевизор. Дашу разговорить было трудно, вернее, почти невозможно: она ограничивалась лишь словами “да”, “нет”. И всё же она была украшением, вытеснением почти полугодовалой пустоты холостяцкого жилища. Холодность и отчуждённость Даши были непробиваемы, и Ник быстро сообразил, что ни о каких вольных отношениях в стиле “а поговорить” и тем более “короткий огневой контакт” ему “не обламывались”. Очередная неделя была вполне спокойная, если не считать опять лёгкого, но тошнотворного головокружения и этих тянущих болей в животе... В среду Даша произнесла первую длинную фразу: “Ник, ты пьёшь водку?” “Когда наливают! - дежурно отозвался тот, но, спохватившись и обрадовавшись потеплению, спросил. - Ты хочешь?” “Нет, скорее, тебе надо, ты осунулся и в цвете лица изменился”, - сказала Даша, внимательно смотря прямо в глаза. Ник смутился, не найдя что сказать. “У моего экс-супруга Яши морда порозовее была”, - продолжила она. “Ты была замужем?” - удивился Ник. “А что, это вид дефекта? - съязвила Даша. – Ты же тоже много лет обнимал законное тело в спальне. Так как насчёт водки?” Этим вечером они крепко выпили и по-вокзальному уснули, одетые на нерастеленном общем диване в гостиной. Утром Ник проснулся оттого, что Даша разговаривала с кем-то по телефону. Пикнула выключаемая телефонная трубка, Даша заглянула в гостиную: “Я тебя к врачу на приём записала, сегодня на 18 часов, не забудь. Всё, бай, я – на работу!” Хлопнула входная дверь, стало тихо. Ник поднялся и почувствовал опять головокружение. “Да что же это такое со мной! – разозлился он, - в сорок пять уже стал дряхлеть!... Интересно, а как эта шустрая нашла телефон врача?” Подойдя к телефону, он невольно улыбнулся своей наивности – сам же две недели назад приклеил к стене список нужных телефонов. “Пойти – не пойти?.. Да и что врачу рассказывать? То, что есть девичье головокружение? Скажет, пейте водичку побольше, климат жаркий, вот и обезвоживание... Или, может, врачу и геморрой показать? Значит так, я вхожу, у двери снимаю штаны и делаю глубокий наклон. Врач - вне себя от радости, спит и видит задницы пациентов...” День пролетел незаметно, суетливо отсчитывая часы, отмеренные богом на сутки. Приёмная была полупустой. В углу сидела толстая религиозная еврейка с малым пейсатым в коляске. Тот нудно выл, периодически погрызывая размочаленное печенье. “Печенье кошерное, небось”, - с раздражением подумал Ник и опустился на свободное кресло. Когда секретарша назвала его имя, Ник вздрогнул и на ватных ногах направился к кабинету врача. Он вдруг ощутил сильное волнение, почти страх, пот обильно выступил на лбу. “Да что же это со мной!” – разозлился на себя Ник и, сделав глубокий вдох-выдох, решительно вошёл в кабинет врача. Пожилой сухощавый доктор в белоснежной рубашке что-то заносил в компьютер. В широко распахнутом окне ветер играл с лёгкой занавеской. Доктор на секунду оторвался от экрана, вежливо улыбнулся и указал на стул. Ник опустился и замер, слушая тишину. Наконец, доктор погасил монитор и выжидающе уставился на Ника. Тот торопливо, сбиваясь и путаясь в словах, стал рассказывать. Не слушая до конца, доктор быстро написал что-то на бумаге, запечатал в конверт и протянул его Нику: “Здесь направление к специалисту на завтра, запишитесь у его секретарши прямо сейчас, это необходимо...” . Домой Ник возвращался пешком, лезть в автобус не хотелось. Горластые прохожие с чисто восточной бесцеремонностью взахлёб орали друг другу пустяковые новости своей бестолковой жизни, экспрессивно размахивая руками. Бесконечные забегаловки были заполнены разгорячёнными дневным солнцем тучными телами со смуглой кожей в простецкой лёгкой одежде. Ник видел лоснящиеся морды с мерно шевелящимися ушами в такт прожёвыванию шаурмы, в уши лез каркающий иврит, по-ишачьи заунывные песни в стиле “мизрахи” плыли над головами. “Домой, на Украину, как это всё надоело!” - тоскливо подумал Ник. Даши дома не было. Полумрак пустых комнат с хилым подсветом уличных фонарей был чужим и пугающим. Ник с неохотой включил свет, привычным движением бросил ключи и рухнул на диван. Так он просидел некоторое время совершенно бесцельно отслеживая движение стрелок настольных часов, потом поднялся и побрёл на кухню. Ник по-настоящему обрадовался, когда услышал шорох ключа в двери – вернулась Даша. “Привет!” - как всегда отрывисто и коротко бросила Даша, входя на кухню. Она села напротив Ника, внимательно посмотрела почему-то на его руки и спросила: “Был?” “Да..., был, направление получил к другому врачу-специалисту, в общем, по традиционным законом футбола...”. “Диагноз сказал?” - перебила его Даша, и Ник услышал в её голосе тревогу. “Не-а, не сказал, написал там что-то в направлении.” Даша на мгновение задумалась, потом стала молча как всегда готовить нехитрый ужин. “Почему ты всегда молчишь?”– не выдержал Ник, он вдруг почувствовал как внутри зарождается глухое раздражение. “А о чём говорить? – вяло, почти равнодушно откликнулась Даша. - Сэр, вы любите болтливых женщин, ещё не надоело?” Ник сжался, ему вдруг невыносимо захотелось заорать что-то матом, шарахнуть кулаком по столу, чтобы разрушить это тягостное молчание, увидеть испуганные глаза этой бесстрастной женщины, этой деревянной куклы с явно снобистскими замашками, высокомерием и презрением к нему. Даша почувствовала его напряжение, быстро вскинула голову и жёстко сказала: “Коля, держись, не распускайся до истерики, ты же не Йоси-каки! Хочешь, завтра пойдём вместе к врачу?..” \\\\\* Специалист был грузным средних лет мужчиной, с одышкой стокилограммового борова и живыми бегающими глазами. Он сально поулыбался Даше, не обращая внимания на её сухо поджатые губы и отрывистую речь, по-свойски похлопал Ника по плечу и, зайдя с ним за занавеску, приказал раздеться. Ник мучительно покраснел, как школьник на первом интимном свидании, и обречённо снял джинсы. “Пальцевое исследование прямой кишки, молодой человек, - непрерывно тараторил доктор, с треском натягивая при этом на правую руку резиновую перчатку, - всё ещё является важнейшим исследованием в современной медицине, несмотря на наличие таких сложных и точных методов, как томограф и ректоскопия, которая.., которая, извините за некоторую болезненность, которая, кстати, вам как раз необходима... Всё, одевайтесь!” Ник с облегчением вздохнул, быстро оделся, вспоминая армейские 45 секунд и уселся на стул в ожидании заключения. Доктор наконец-то заткнулся и стал быстро что-то клацать на компьютере. Завизжал принтер, врач оторвал заключение, запечатал его в конверт и подал его Нику. “Формально вам нужно пройти ещё одно обследование – ректоскопию, но... я думаю, картина достаточно ясна – у вас опухоль прямой кишки. Необходима операция, облучение там, химиотерапия... Вы меня слышите?..” Ник машинально кивнул головой и не попрощавшись вышел из кабинета. Он сделал несколько шагов и в бессилии прислонился к стене. Слова врача с трудом проходили в сознание. “Домой, на Украину, к чёртовой матери отсюда с этой чужбины!..” - вновь тоскливо подумал Ник. Узкая прохладная ладонь скользнула в его руку и оторвала от стены: “Пойдём!” - Даша мельком взглянула на него и упёрлась немигающим взглядом в пространство коридора... \\\\\* “Ты знаешь, я всегда был заводным таким, душой компаний! - ни с того, ни с сего сказал Ник, собирая дорожную сумку, - никогда не любил одиночества и тоски, а вот теперь так, как-то всё бестолково в жизни покатилось..., и эта болезнь некстати...”. Даша ничего не ответила, она сидела перед включенным телевизором, но явно была погружена в свои мысли. “У тебя когда самолёт?” - вдруг спросила она. “Завтра днём... Тебе что-нибудь привести?” . “Если ты уедешь, то никогда не вернёшься” - она поднялась и подошла к Нику: “Сыну не будешь сообщать?”. “Откуда ты знаешь о сыне?" - удивился Ник, - нет, не буду, у него своя жизнь, семья... Но откуда ты знаешь?”. “У тебя его фотография под стеклом, это нетрудно”. “Странно, мне казалось, что тебя ничего не волнует и ничего не интересует из моей жизни. А... провожать... в последний путь меня будешь?”. Даша ничего не ответила. Завтрашний день наступил быстрее, чем остальные. “Меченный день – исторический день” ,– окрестил его про себя Ник, заходя в салон самолёта. Глухое волнение предстоящей встречи с родиной заполняло всю его душу. Даша так и не пришла. “Опоздала или не захотела? Ну и чёрт с ней, поскорее забыть всё и её в том числе! Домой!” - подумал Ник, устраиваясь поудобнее в кресле. Гул турбин усилился, салон дрогнул, начался разбег. Ник прильнул к окошку. Когда самолёт оторвался от полосы и, взлетая, накренился набок, ему вдруг показалось, как крыло большой чёрной птицы на очень короткое мгновение закрыло иллюминатор. Ник оторопел, потом обернулся к рядом сидящему пассажиру, но тот сидел с совершенно безмятежным выражением лица. Ник сконфузился. “Если кажется, креститься надо!” – сам себе с укором произнёс он и закрыл глаза. До родины оставалось 3 часа 23 минуты. \\\\\* Украина встретила Ника настороженно и прохладно. Октябрьское пасмурное небо, похоже, навсегда отгородило от солнца подоблачный мир бестолково снующих муравьями людей. Путь от троллейбусной остановки к дому проходил по бесконечному ковру опавших жёлто-багряных листьев. Они шуршали под ногами, и Ник часто останавливался, чтобы поднять понравившийся кленовый или тополиный лист. Он не спешил, потому как шёл в никуда: в квартире, где прошло его детство, давно жили чужие люди. Он узнавал заросший заброшенный двор, сломанные качели и пожелтевшие клумбы. С колотящимся от волнения сердцем Ник присел на лавочке у подъезда – подниматься к своей квартире он не решался. Сумерки быстро обосновались под почерневшим осенним небом, окна домов зажглись уютным и манящим жёлтым светом. Ник поднялся и пошёл прочь. Головокружение, невесть откуда взявшееся, вдруг стало подло качать его из стороны в сторону. Ник прислонился к стене дома: “Еще подумают, что напился!” – промелькнуло у него, силой воли пытаясь побороть волну нахлынувшей слабости, как вдруг замелькали мурашки, неясные силуэты прохожих смешались в чёрное месиво, которое приобрело очертания той самой чёрной собаки в подъезде. Собака присела и внезапно прыгнула на него, и Ник потерял сознание... \\\\\* “Николай Алексеевич! – строго отчитывал Ника благообразный пожилой врач в очках с золотистой оправой, - вам необходима срочная, очень срочная операция, хороший уход со стороны родственников, ведь, я не скрою, вы будете инвалидом (вздох). Нам придётся вывести колостому – остаток прямой кишки в бок. Надо торопиться, болезнь очень запущена, и... как это вы так совершенно спокойны, что ли? Я решительно не понимаю, как вы допустили такую запущенность болезни, как вы терпели?!..”. “А он хороший человек, - думал Ник, рассматривая лицо врача, - у него наверняка приятная понимающая жена-коллега, любящие дети. И даже собака, которая подаёт ему тапочки по приходу с работы. Благодарные пациенты, подношения, - вот пример состоявшейся отдельно взятой жизни в отдельном взятом теле... о чём это я?”. “... вы же интеллигентный человек!” – донёсся до него конец фразы, выбивая из размеренного течения рассеянных размышлений. Ник пожал плечами: “Да я согласен на операцию..., только, понимаете, не могу себя представить инвалидом, ни к чему такое цепляние за жизнь, если её можно таковой назвать после операции, впрочем, не знаю, делайте, что хотите.” Доктор укоризненно посмотрел из-под очков: “Николай Алексеевич, ну-ка без хандры, вам ещё жить да жить! Пригласите ко мне свою жену, я хочу с ней побеседовать”. “Она далеко...”. “Так вызовите! Позвоните! Напишите, чёрт возьми! В общем так, с завтрашнего дня начнём вас готовить к операции, собъём температуру, думаю, за день-два управимся, а там будет видно...”. \\\\\* В палате было тесно, затхлый лекарственный воздух висел под высоким потолком, не имея шанса оттуда выбраться из-за запертых наглухо форточек. Нику отвели кровать у самой двери. Сквозь проём он видел длинный коридор с обтертым линолеумным полом и шаркающих по нему стариков с подвешенными мочеприёмниками. “Та-ак, тридцать девять и шесть, - вслух произнесла медсестра, рассматривая в тусклом свете ночника термометр, - больной вы как себя чувствуете?”. Ник слабо отмахнулся: “Ничего... спать хочется...” “Ну хорошо, спите, спите...”, - и она ушла вглубь коридора. “Дорога в никуда”, - подумал Ник и вдруг почувствовал, что у стены кто-то стоит. Он приподнялся, пытаясь разглядеть. Отблеск уличного фонаря ложился на очертания силуэта, выдавая в нём женщину. “Даша, это ты? - Ник напряжённо всматривался в темноту, - я тебя не вижу...” . Силуэт женщины отделился от стены и направился в его сторону. Ник вздрогнул, увидев в нём нечто совершенно необычное – это были огромные, сложенные за спиной женщины перепончатые крылья. Она приблизилась, крылья зашуршали, подрагивая в готовности расправиться. Спокойное лицо Даши смотрело на него как всегда равнодушно-изучающе. “Я за тобой, Ник!” - негромко произнесла она и протянула руку. “Мне трудно... Кто ты?” - тревожно спросил Ник, страх густой пеной стал заполнять грудь. “Это я, Даша – твой ангел-проводник и мне велено провести тебя”. “Куда?..”. “Туда... Ты узнаешь...”. “Почему ты меня сразу не забрала тогда, помнишь?” . “Я с ними договорилась, хотела, чтобы ты пожил немного на родине, душа твоя так просила. Теперь пойдём, дай мне свою руку...”. Ник сжал протянутую прохладную ладонь и вдруг почувствовал, что, подобно лёгкому пару, стал подниматься вверх, влекомый Дашей. Потолок исчез, разверзнув перед ними огромное звёздное пространство ночного неба. Мерно взмахивая крыльями, Даша поднималась всё выше, приближаясь к необъятному космосу, и Ник впервые за всю свою жизнь почувствовал такое огромное чувство облегчения и счастья. \\\* “Слухай, Степан, а парень, кажись того, помэр!” - встревожено произнёс худой дед своему соседу по палате, - дывысь, тихо помэр, царство ему небесное, отмучывся... Вот незадача! Зови сестричку, Ильинишну, зови!”. “Родичи у него есть?” - хмурясь спросил Степан, почёсывая бок и роясь в тумбочке. “Не-е, нету, говорять з Израиля прыихав, а не жид. Теперь вси на заробитки йиздять, доля у народа такая каторжная, в наймытах... Э-х, такий молодый, а помэр в одночасье...” Вадим Серединский