Уродина

О чем сейчас мечтают девочки? Ну, разумеется, о выгодном замужестве. А если на это не приходится рассчитывать, то мечтают стать... проститутками; хотя и выражаются более “изящно”. В общем, девочки мечтают о красивой жизни. Но, как известно, мечты не всегда совпадают с суровой действительностью. Сначала было письмо, которое меня, прямо скажу, удивило, хотя в последнее время это сделать нелегко. Но такого читать не приходилось. Привожу несколько страниц из более чем объемистого послания. О чем сейчас мечтают девочки? Ну, разумеется, о выгодном замужестве. А если на это не приходится рассчитывать, то мечтают стать... проститутками; хотя и выражаются более “изящно”. В общем, девочки мечтают о красивой жизни. Но, как известно, мечты не всегда совпадают с суровой действительностью. Сначала было письмо, которое меня, прямо скажу, удивило, хотя в последнее время это сделать нелегко. Но такого читать не приходилось. Привожу несколько страниц из более чем объемистого послания. “Здравствуйте! Я — проститутка. Получать всевозможные материальные блага за право обладания моим телом меня научила моя мама: женщина необычайно красивая и умная, которая к тому же с умом выбрала и отца мне — своему единственному ребенку. Когда она решила родить, то отказывалась от самых выгодных клиентов, если они не были красивы и умны. Ни она, ни, естественно, я не знаем, кто на самом деле мой отец, но могу сказать, что я унаследовала внешность и интеллект обоих родителей. Мне было пятнадцать лет, когда я начала “работать”. Впрочем, какая же это работа! Просто мы с мамой проводим время в компании изысканных, культурных и состоятельных людей — нашей творческой элиты. И получаем за это дорогие подарки или просто деньги, каких сейчас не зарабатывают многие дипломированные специалисты. Конечно, помимо всего этого, в моей жизни было и другое: сначала школа (круглая отличница и золотая медалистка), теперь институт (разумеется, престижный). У нас с мамой квартира с шикарной обстановкой, дача, машина, драгоценности, великолепная одежда. А также богатейшая библиотека, коллекция видеокассет с шедеврами мирового и отечественного кино, разумеется, фонотека — классика и высокопрофессиональная современная эстрада. Все ханжески-сентиментальные рассуждения о любви вызывают у меня только усмешку. Мне не нужен рай в шалаше, пусть и с “безумно любимым”. Предпочитаю, чтобы любили меня, теряли голову, сходили с ума и хорошо платили за несколько незабываемых часов, проведенных с молодой и красивой женщиной. Со мною то есть. Когда сочту нужным, рожу себе ребенка. Слава Богу, выбор есть, как в свое время был у моей мамы. И если у меня будет дочь, я ее воспитаю так же, как воспитали меня, если, конечно, позволит внешность. Впрочем, в этом я не сомневаюсь. Камилла”. Пожалуй, единственное, что не удивило в письме, — это подпись. Все девицы, живущие или мечтающие жить “красиво”, носят примерно такие имена. И никогда письмо подобного содержания не будет подписано, скажем, “Аня” или “Маша”. Обязательно — Роксана, Анжела, Эмилия или в самом крайнем случае — Александрина. Остальное же... В общем-то, письмо просилось в рубрику “Очевидное - невероятное”. Но было написано настолько гладко и убедительно, что неудержимо захотелось познакомиться с его автором. А вдруг эта красавица, умница и золотая медалистка действительно знает о жизни что-то такое, что прошло мимо меня и тем самым обрекло на не слишком доходное дело — работу в качестве “дипломированного специалиста”? Уж лучше узнать что-то поздно, чем вообще не узнать. Обратного адреса, естественно, не было. Но был телефон, по которому предлагалось “в случае чего” связаться с прелестной Камиллой. Почему-то строго с 14 до 16 часов. Впрочем, возможно, до — она занята в институте, а после — тем более занята. Каюсь, совершила не слишком красивый поступок — по этому самому телефону узнала адрес. И решила нанести личный визит: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Истина старая, зато проверенная. “Квартира с шикарной обстановкой” находилась в получасе езды автобусом от конечной остановки метро. То есть, проще говоря, “у черта на рогах”. И это обстоятельство посеяло первое крошечное сомнение в искренности моей корреспондентки. Типично московский подъезд ветхой пятиэтажки-“хрущобы”, пропахший кошками и не только ими, сомнение укрепил. А дверь квартиры на пятом этаже — без лифта, естественно! — превратила сомнения в уверенность. Такой двери у шикарно обставленной квартиры просто не могло быть. Но настоящий шок был еще впереди. Когда дверь открылась на мой звонок, я увидела... девочку? девушку? женщину? — в общем, некое существо совершенно неопределенных лет. Ей с одинаковым успехом могло бы быть и шестнадцать, и тридцать шесть. Не стану описывать внешность этого создания, достаточно сказать одну фразу: “Без слез не взглянешь”. Разумеется, Камиллы не существовало вообще. Письмо написала девушка по имени Катя, девятнадцати лет, сидевшая передо мной в очень скромной однокомнатной квартирке. И единственной правдивой информацией в письме было то, что два года назад Катя закончила среднюю школу с золотой медалью. Но в институт поступать не стала, а нашла надомную работу “секретаря на телефоне”. Почему? — Да потому что я и в школе из-за своей внешности натерпелась. Как только меня не дразнили, через какие издевательства я не прошла... Подруг у меня не было, а парни на меня и глядеть не желали, не то чтобы близко подойти. Самое ласковое слово для меня у одноклассников было “уродина”. И все это повторить в институте? Нет уж, спасибо. Отца своего Катя не знает и не помнит. Мама воспитывала ее одна и вообще никогда не была замужем. Катю родила неполных восемнадцати лет от роду, хлебнула полной мерой от доли матери-одиночки и самой большой удачей в жизни считала то, что коммунальный муравейник в центре Москвы пошел на снос, и им с дочкой дали отдельную однокомнатную квартиру. — Если я увижу на улице мужика лет сорока, малорослого, кривоногого альбиноса с носом-луковкой и глазками-щелочками, то тут же брошусь ему на шею с криком: “Здравствуй, папа!” Наверняка не ошибусь. Мама у меня обычная — не красавица, но и не уродина. Это я в папочку пошла. Дотанцевалась моя мамуля двадцать лет назад. Хоть бы красивого выбрала... У Кати прекрасная, грамотная речь, безусловное чувство юмора. Своей феноменальной начитанности даже не скрывает: цитаты идут буквально через фразу. И все равно оставалось впечатление чего-то детского. Девочки, которая, пытается походить на зрелую женщину, надев туфли на “шпильке” и накрасив лицо маминой косметикой. Впрочем, и это было более или менее объяснимо: почти двухлетнее домашнее заключение, к которому Катя сама себя приговорила, не могло не сказаться на характере и поведении. — Катя, но почему все-таки вы решили назваться проституткой? Ну, сочинили себе красивую судьбу, так представились бы молодой актрисой или хотя бы юной возлюбленной пожилого миллионера. Что за странная фантазия? Долгое молчание... В ходе него зазвонил телефон, и Катя служебно-приветливым голосом дала какие-то пояснения и сделала запись в толстую тетрадь. Я молчала, не желая повторять вопроса. Наконец моя собеседница, видимо, решилась: — Я сочинила сказку. Понимаете, сказку! Но мне хотелось, чтобы все эти “приличные” женщины обзавидовались. Хотелось, чтобы они возмутились, чтобы какая-нибудь занудная мегера ответила мне через ваш журнал: “Ах, какой позор торговать своим телом! Ах, какая ужасная мать и какая ужасная дочь! Нужно работать на благо общества, а не...” И потом, если честно, я бы хотела быть красавицей. И ни в чем не испытывать нужды — ни в деньгах, ни в предметах роскоши, ни в развлечениях. И чтобы все мужчины были у моих ног... А так... Я ведь до сих пор ни разу ни с кем не целовалась. Эта последняя фраза была произнесена почти шепотом, но мне показалось, что Катя ее выкрикнула в полный голос, столько самых различных эмоций было в ней заложено. Чувство ущербности, униженности, беспомощности, зависти, озлобления, отчаяния. И, главное, протест против каприза природы, которая обделила ее тем, чем в той или иной степени награждает каждую молодую девушку, — внешней привлекательностью. Зато, словно в насмешку, дала ясный ум, богатую фантазию и неистребимый романтизм. Вот только сказки девочка сочиняла, мягко говоря, странные. О самой себе — ладно, ее личное дело, но мама-то в чем провинилась, чтобы и ей придумывать жизнь и профессию? — А что тут такого? — пожала плечами Катя. — Надо было правду написать, да? Что моя мать всю жизнь проработала кассиром в сберкассе? Ей сорока нет, а выглядит на все шестьдесят. Единственная радость — после работы телевизор посмотреть. И поплакать. Да она и не узнает никогда о моем письме... если вы ей не расскажете. И вообще, кому плохо от того, что я себе такую сказку сочинила? Если бы Катя сочинила такую сказку только себе — конечно, никому бы от этого плохо не было. Кроме нее самой. Но дело в том, что это далеко не первое письмо такого содержания. Мам, правда, обычно не упоминают: то ли фантазии не хватает, то ли начитаны меньше чем Катя. Поскольку моя собеседница просто-напросто перенесла в наши российские реалии бальзаковский сюжет. А вместо слова “куртизанка” использовала наш, как ей представляется, аналог — “проститутка”. От чего вся конструкция приобрела, мягко говоря, нереальные очертания. Соображениями насчет заимствованного сюжета я с Катей поделилась. И та немного смутилась. Но не от того, что ее уличили в плагиате, а лишь от того, что не смогла создать более правдоподобную картину. — А у нас разве такого не может быть? Если женщина красива и умна, да еще без предрассудков — она из мужчин веревки вить может. Скажете, не так? Если судить по фильмам и книгам, примерно так. Но если судить по окружающей нас действительности (да что нас, и более благополучные и цивилизованные народы!), то ни красота, ни ум, ни даже отсутствие предрассудков сами по себе ничего не значат. Ни для женщин, ни для мужчин. Можно быть красавицей с мировой славой, при этом далеко не глупой — и так и не найти личного счастья. Можно быть суперменом и одновременно лауреатом Нобелевской премии — и всю жизнь провести “под каблуком” у сварливой супруги. Примерам таким несть числа, и все же, все же, все же... Я попросила Катю ответить еще на один вопрос. В письме она представилась студенткой престижного вуза. Зачем ей понадобилась эта деталь, если, с ее точки зрения, красоты и ума вполне достаточно женщине для обеспеченной жизни? — То есть как зачем? Если бы у меня была нормальная внешность, я бы в любой институт поступила и любой институт закончила с красным дипломом. У меня была бы престижная профессия. Например, переводчика... — Это при нормальной внешности. А если бы красавица? Работать-то тогда было бы незачем, по вашей логике. Да и платят дипломированным специалистам не так уж много. Вы же сами об этом написали. В общем, конечно, все это было нечестно. Загонять и угол заведомо более слабого собеседника по меньшей мере некрасиво. Мало того, что я растоптала мечту, так еще и красивую сказку разбирала на части в лучших традициях соцреализма. Зачем? Что это изменит в ее жизни? — Хорошо, Катя, ответьте мне на последний вопрос, и я вас оставлю в покое, честное слово. Неужели вы искренне считаете, что жизнь... ну, не проститутки, а содержанки — это прекрасный и романтичный удел? Катя вскинула на меня глаза: — А разве нет? Мне удалось растолковать Кате несколько прописных истин. Во-первых, некоторые, наиболее вопиющие дефекты ее внешности можно исправить с помощью косметической хирургии. Красавицей она вряд ли станет, но до среднего уровня вполне дотянет. К счастью, москвичам кое-какие услуги пока еще оказывают бесплатно, особенно в таких экстраординарных случаях. А во-вторых, использовать свою фантазию по назначению и писать не письма в журналы, а романы или сценарии для фильмов. Может получиться ничуть не хуже “Санта- Барбары”. А вот “в-третьих” оказалось сложнее, в этом случае я сильно покривила душой. Точнее, взяла на нее грех, заявив, что существуют мужчины, для которых ум женщины важнее ее внешности... А если серьезно, то розовые грезы юных дев лично мне внушают серьезные опасения. Фильм “Интердевочка” в свое время обошел все экраны страны, и зерно, похоже, упало в добрую почву. Но в фильме вся — или почти вся — грязь и опасность профессии проститутки, пусть и валютной, остались как-то “за кадром”. В кадр попала только красивая жизнь. Да, с тех пор кое-что изменилось, в частности, многие газеты и журналы в попытках как-то исправить создавшееся (не без их помощи) положение стали подробно расписывать опасности, подстерегающие современных “жриц любви”. Но ведь газету еще купить надо, потом прочесть... А тут “сестра подруги приятельницы” за один вечер “сделала” триста “зеленых”, а за месяц набрала на “мерседес” и на нем в норковой шубке разъезжает по Москве. Все видели. К тому же человек так устроен, что верит: все плохое может случиться с кем угодно, только не с ним. Особенно это свойственно молодежи, которая теоретически бессмертна. На практике же к сожалению... Но вернемся к несчастной Кате. Расхожие сентенции типа “не родись красивой”, “с лица воду не пить” и так далее и тому подобное здесь не проходят однозначно. А картины “красивой жизни, в которую пускают только красивых людей, способны довести до хронической депрессии даже человека со вполне нормальной внешностью. Девочки фантазируют. Они мечтают стать топ-моделями, фотомоделями, манекенщицами, женами миллионеров. Некоторые мечтают быть любовницами миллионеров. А некоторые... Ну и как, интересно, мы собираемся жить дальше, если наши дети рассказывают себе и нам такие сказки? Еще лучше? Еще веселее? Или как-то по-другому? Плохо, конечно, “делать жизнь с товарища Дзержинского”. Слава Богу, к этому уже никто молодежь не призывает. Но когда идеалом, идолом или пусть просто образцом для подражания становится дама с камелиями... Это свидетельствует только об одном: общество психически больно. А дети этого общества, похоже, усвоили данную болезнь с генами. И ответить на сакраментальный вопрос “Кто виноват?” как говорится, “не просто, а очень просто”: мы виноваты, взрослые. Поэтому давайте вместе думать над ответом на следующий вопрос: “Что делать?” Пока еще не поздно с чего-то начинать. Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА**_