Расплата

Встречу выпускников назначили на 8 февраля... Двадцать лет назад мы закончили школу. Кажется, вчера все было. А глядишь, уже полжизни коту под хвост. Пронеслось, и не заметила. Но мне по-прежнему 17, или около того... Когда-то я была отличницей. Отличницей и осталась по жизни. Все мне надо сделать самым лучшим образом, всюду успеть, быть быстрее всех, лучше, дальше и выше… Но жизнь все время пытается доказать мне обратное. То есть то, что в ней бывает по-всякому: и на четверку, и на твердую тройку. А иногда вообще никак не получается, потому что не дано. Не твое это и все. И ты хоть в лепешку расшибись, хоть семь потов с себя сгони, а больше двойки не заслуживаешь.

Но чтоб это понять во всем непреложном законном смысле, ох, сколько же мне пришлось пережить разного рода отрезвляющих моментов жизни. Таким образом она, моя жизнь, хотела что-то мне рассказать, чему-то научить. Но чему именно? Как это понять? Сразу и не сообразишь. И тычешься, как слепой котенок, из крайности в крайность. Методом «проб и ошибок». Пока не поймешь, наконец, что она имела в виду.

И за все непонимания ее прозрачных намеков расплачиваешься своими болями и бедами.

Кому-то хватает простых жизненных ситуаций, а кого-то и через страдания придется пропустить, болезни и прочие неприятные моменты. Как меня, например...

***

Сашка Ищенко был приземистым кареглазым блондином, жутко симпатичным, но немного застенчивым и замкнутым. Когда мы учились в девятом классе, он вместе с другими ребятами из спортивного класса влился в наш дружный коллектив и стал завспортсектором. Наша заорганизованная общественная школьная жизнь советского периода предполагала неограниченное количество различных поручений. Спортивных, шефских, культмассовых, хозяйственных... Я тогда была комсоргом класса. Активная, уверенная в этико-патриотической направленности своего высокого предназначения, я смело выступала с трибун различных комсомольских собраний и безжалостно критиковала аморфность и лень своих драгоценных одноклассников:

• Как вам не стыдно! Почему вы не принесли шерстяные вещи для посылок пограничникам? Люди там родину защищают, а вы… Мне просто стыдно за вас, 9 Б!

Ух, вся такая грозная и правильная! Мало места! Активистка, комсомолка, отличница, красавица!

Он казался мне тугодумом. Когда, стоя у доски, Сашка Ищенко решал задачу, мне все время хотелось заорать: «Ну, давай! Думай быстрее, это же так просто!» Я, конечно, уже давно все решила и крутилась в разные стороны, подсказывая и занимая общением свою энергичную деятельную натуру. Но, оказывалось, что его способ решения элементарной задачки был самым оригинальным и неожиданным. А медленная и уверенная манера излагать мысли просто завораживала весь класс. Что-то в нем было... Может быть, то, чего мне катастрофически не хватало. Устойчивой последовательности и основательности.

Как возникают влюбленности и внутренние симпатии? С первого взгляда или позже, когда лучше узнаешь человека? У всех по-разному… Но очень скоро я поняла, что нравлюсь ему. Женщина всегда может это понять, даже если ей всего 16 лет.

В тот момент я была увлечена Игорем Коротковым, самым высоким и красивым дзюдоистом нашей школы. Он, конечно, был разгильдяем еще тем, но, скажите, каким отличницам не нравятся троечники и хулиганы? Что-то в них есть такое запретно-привлекательное. Я в этом смысле была совсем не оригинальна. Красавчик с широкими плечами, который может поднять гирю 65 раз! Самое то для интеллектуалки и зубрилки моего уровня! Когда с балкона спортивного зала мы наблюдали за состязаниями на звание самого сильного ученика школы, мое сердце уже горело пламенным огнем любви, и я больше ни на кого не хотела смотреть.

А потом был трудовой лагерь и робкие попытки Сашки привлечь мое внимание. И бурный роман с Игорем. Хотя кроме гуляний под луной и целомудренных поцелуев на прощание ничего больше не было. При всей своей комсомольской активности и смелости, я была просто патологически застенчива.

Игорек настойчиво ухаживал за мной, ему нравилось со мной общаться, я была непредсказуемой и интересной. Но вскоре ему встретилась более смелая девочка, которая, возможно, позволяла нечто большее. И мы стали встречаться все реже.

А у Саньки в десятом классе развелись родители, и он очень сильно переживал их разрыв. Может быть, из жалости я стала уделять ему больше внимания. И он подумал, что я отвечаю ему взаимностью.

А потом я уехала из нашего провинциального городка, поступила в столичный вуз и стала студенткой. Затем молодым специалистом.

С Санькой мы переписывались. Он приезжал несколько раз. Покупал мне цветы, мы гуляли, разговаривали. Однажды почти поцеловались. Он был робким и таким же застенчивым, как я.

Но я чувствовала, как клокотали в его груди чувства. И раздражалась, что он никак не может побороть свое смущение и заставляет меня чувствовать себя неловко. Меня бесила его медлительность и основательная правильность.

В письмах все выглядело более раскрепощено. Там я могла разгуляться. Бумага все стерпит, и я увлеченно писала о своих придуманных чувствах к нему, играла в любовь и разжигала огонь страстей, которых на самом деле вовсе и не наблюдалось.

А потом вдруг подружка-одноклассница спросила меня при встрече: «Когда вы поженитесь?» Откуда у нее такая информация? Оказывается, Сашка сказал.

И вот тут меня понесло. Возмущенной гордыне было мало места в грудной клетке и поскорей захотелось выплеснуть все это на виновника злостных измышлений. И тогда я написала ему последнее письмо. Коротенькое, но с выпендрежем. Просто так ведь скучно. А в стихах прикольнее.

Я написала:

Что написано пером, не вырубишь топором. Письмо было отправлено, причем получил он его как раз в День своего рождения. Как оригинально! И как жестоко, если вдуматься.

20 лет это письмо стояло надо мной, подобно дамоклову мечу, и заставляло краснеть за мою бессмысленную жестокость. Оно стало неким символом, своеобразной точкой отсчета, от которой я начинаю прокручивать жизненные уроки, которые постепенно избавляли меня от гордыни, стремления к совершенству, сознания того, что я самая умная, оригинальная, красивая и талантливая, а все остальные…

***

Муж мне достался наглый и самоуверенный. Он совершенно не робел и в первый же вечер нашего знакомства не просто поцеловал, а… Почувствовав легкую добычу, он сильно не утруждался нравственными мучениями, ухаживаниями и признаниями. А, как хозяин жизни, знающий, что именно ему надо для полного счастья, просто взял и начал пользоваться мной на всю катушку. И когда я пыталась поднять голову и заявить о каких-то своих способностях и талантах, меня быстро опускали на землю.

«Так ты говоришь, что отличница? А какая столица у Парагвая? А что такое закон конгруэнтности? Не знаешь? Вот село…», - любил он опускать меня на землю в самые патетические моменты секса. Зачем?

Зачем он это делал, я поняла только впоследствии, когда перестала жить его умом, когда выбралась, наконец, из психологической и материальной зависимости от этого человека, который так никогда и не стал мне близким. Несмотря на то, что мы прожили вместе 10 лет и даже родили двух детей.

Сколько раз в самые горькие моменты моих жестоких разочарований я вспоминала Саньку. Его добрую застенчивую улыбку, его скромную нежность и преданность, его мягкие робкие движения навстречу. Он не пытался меня переделывать и воспитывать. А просто принимал, такой, взбалмошной и несуразной.

Но было это чудовищное письмо… Горячей мукой выжигало оно мне все внутренности. Вернуть нельзя. Что было, то прошло.

Жизнь моя была похожа на заезженную долгоиграющую пластинку, которую кто-то настойчиво заводил по утрам и забывал выключить вечером. И она все играла одну и ту же заунывную мелодию, даже во сне.

Уныние и моя деятельная творческая натура, которая, несмотря на жестокое подавление, все же порой пробивалась наружу, оказались вещами несовместными. И я уже четко знала, что все это когда-нибудь закончится. Обязательно закончится. Только чаша должна переполниться, какой-то внешний толчок должен сдвинуть все с мертвой точки и дать свободу процессу, незримо и мощно развивающемуся внутри.

Это произошло. Я серьезно заболела. И поняла, что если все останется так же, то просто умру. Мы развелись. И началась новая жизнь...

Но чувство вины перед Сашкой за тот старинный, почти детский проступок, не отпускало.

***

Мы собрались возле школы, чтобы вместе пойти в ресторан Взрослые дяди и тети, в которых трудно было разглядеть портретики двадцатилетней давности.

Я ждала его. Сашка опаздывал.

«Он руководитель крупной компании, может быть вообще не сможет прийти», - сказала моя лучшая подруга Таня, почувствовавшая мое волнение.

А вот и он. Уверенный в себе, красивый, уравновешенный мужчина с добрым блеском в глазах. Такой родной и такой далекий. Мужчина, который мог бы стать главным человеком моей жизни...

Я замерла, невольно заглядевшись на его уверенные движения, вальяжную походку и открытую улыбку. Он меня не узнал...

Последняя точка в развенчании моей гордыни поставлена. Вот она, расплата! Теперь можно под поезд, как Анна Каренина. Слезы градом посыпались из глаз. Я тихонько отошла от ребят, чтобы их никто не заметил.

И вдруг над самым ухом прозвучал его мягкий, такой родной голос:

- Малыш, ты так похорошела. Я тебя не сразу узнал. А где же твои очки? Ты все так же краснеешь от пошлостей?

А потом мы говорили, танцевали, мы были рядом, и не было никакого смущения. Будто встретились родные, давно знакомые люди.

• Прости меня, Саша, за то письмо, - наконец, решилась я сказать.

• Это тебе спасибо. Я никогда не стал бы тем, кем я являюсь сейчас, если бы не ты.

• Я? При чем тут я?

• Просто я все время пытался мысленно доказать себе и тебе, что я такой же яркий, талантливый и умный, как ты! Знаешь, у меня есть дочь, я назвал ее Катюшей в твою честь. Ей уже десять, и она умеет играть «Лунную сонату» Бетховена, помнишь, как ты. Ты играла ее мне в десятом классе на День моего Рождения, помнишь?

• Я совсем не яркая..., а полное ничтожество... И уже совсем забыла, как играть «Лунную сонату»...

• Какие глупости ты говоришь! А еще комсорг класса! Как вам не стыдно, Катерина Владимировна! Пограничники там Родину защищают, а вы тут о таких пустяках!

И мы засмеялись. Так радостно, так по-детски счастливо, отпуская на волю все наши обещания быть хорошими, совершенными и самыми лучшими на свете, потому что мы такими уже были!