Паззл

   «Теория паззлов» была придумана мною в тот момент, когда шестилетний сын моих друзей Славик, с которым я как-то вечером сидела дома по просьбе его родителей и по причине его болезни гриппом, неожиданно поставил меня в тупик своим не по-детски серьезным вопросом: - Почему папа с мамой живут вместе, если папе интересней с тетей Светой, а маме – на работе?

Я опешила. О том, что ребята уже три года практикуют свободную любовь, формально оставаясь мужем и женой, я естественно знала. Также я знала и то, что сделано это было абсолютно добровольно: рушить семью не стали ради трёхлетнего на тот момент Славика, и каждый по-своему счастлив: Наташка абсолютно самодостаточна и занимается исключительно самореализацией и карьерным ростом, у любвеобильного Сережи за последние три года появляется уже десятая «тетя Света», а маленький ВячеСлавик живет в полноценной ячейке общества, состоящей из мамы, папы и неповоротливого хомяка Тимоши. Но как объяснить это ребенку?

• Понимаешь, Слава, это сложный вопрос, - я начала тянуть время, судорожно прислушиваясь к сумбуру мыслей, устроивших в моей голове конкурс на самую бесполезную в данной ситуации, - папа с мамой просто очень тебя любят, твое появление на свет связало их на всю жизнь, ради тебя они готовы…

• Понятно, - вздохнув, прервал меня Славик и стал обречённо раскладывать паззл. Его задумчивый вид красноречиво говорил о том, что все, к кому он обращался за объяснениями по данному вопросу, кормили его этими красивыми и ничего не значащими фразами. Бедный мальчуган! И в этот момент меня осенило.

• Смотри, Слав, - подсела я к нему и взяла из его руки кусочек картона. - Представь, что любой человек на свете – это кусочек паззла. Все кусочки разные, видишь, но каждый из них имеет свои очертания, неровности, выпуклости, впадинки и шероховатости. Так и у людей: у тебя, у меня, у твоих родителей – у каждого своя внешность, свой характер, свои особенности, своя личность, ну и так далее. Двух одинаковых кусочков нет…

Славик сосредоточенно кивнул – пока понятно.

• Смысл жизни каждого из нас – найти среди всех окружающих человека или людей, которые нам подходят, рельеф которого или которых полностью совпадает с нашим рельефом. Вместе с этим найденным паззликом-человеком мы станем одним целым, законченным, полностью собранным, красивым паззлом. Вот, например, твоя мама много лет назад нашла твоего папу – и они из двух своих кусочков создали одну общую картинку, - я взяла два подходящих кусочка и продемонстрировала ребенку свою мысль. – Папа с мамой так радовались и им было так хорошо, что они думали: нам больше никто не нужен!

• Даже я ? - поразился Славик.

• Да нет, малыш, это они так думали, пока тебя не было. Но появился ты, третий кусочек к их картинке, и ты настолько им подходил, настолько оказался им необходим, что теперь они и не представляют: как это они раньше жили без тебя? Ведь без тебя картинка была скучная, неполная, некрасивая… И опять они были счастливы и думали, что больше вам троим никто не нужен. Но время идет, Славик, и некоторые вещи людям… надоедают. Ну, вот как тебе надоела школа через две недели после того, как ты в первый раз туда пошел. Вот так и твоей маме надоело сидеть дома, когда ты уже подрос и стал самостоятельным. (Славик польщённо закивал – все-таки во мне умер гениальный учитель). И мама поняла, что ей не хватает работы, а папе… приключений, - «на собственную задницу!» добавила я мысленно. – И тогда мама нашла себе начальника, а папа – тетю Свету, - я увлеченно добавила к трем кусочкам паззла еще два – один со стороны «мамы», а другой – со стороны «папы» и подумала: «Да, с тетей Светой я погорячилась, слишком откровенно получилось». – Но видишь, Слав, вы по-прежнему вместе, вы – одна картинка, одна семья, в которой самый главный – ты. Даже когда у мамы появился начальник, а у папы – тёти, вы все трое не разъединились, а стали как бы ядром всего паззла. И в том, что мама с папой заполняют остальные свои стороны и шероховатости другими паззликами-человечками, нет ничего плохого. Ты тоже подрастешь – найдешь себе паззлик-невесту…

• Я на Машке Васильковой женюсь, я уже ей сказал, она согласна, а еще мы забыли про Тимошу - прокомментировал Славик.

• Тимошу? А! Тимошу! (При всей моей любви к животным отношения с хомяком Тимошей у меня изначально не сложились) Как скажешь, значит вот этот паззлик зовут Маша Василькова, и мы его сейчас приделаем с твоей стороны. А этот – Тимоша. Вот, теперь у тебя есть папа, мама, Маша и Тимоша. Но вы с папой и мамой – это центр всего паззла, это одна дружная семья. Быть одному – самому по себе – скучно, гораздо веселей - быть одной большой и вот такой веселой картинкой…

На собранном мною паззловом шедевре явно вырисовывалась ухмыляющаяся рожица зверька с пятачком. Славика, похоже, удовлетворили эти объяснения, он благодарно прижался к моему плечу и, периодически шмыгая носом, увлеченно продолжил собирать «Трёх поросят», получив ответ на свой вопрос. А я задумалась…

Я думала о тех «паззлах», которые не смогли решить семейные проблемы так же цивилизованно, как родители Славика. Тех, кто глухо и слепо идет к цели – создать законченный паззл из двух (именно двух!) кусочков, потому что общество навязало стереотип: если у тебя несколько партнеров, понятно на какую букву начинается твоя профессия. Поддаваясь этим закостенелым принципам, люди, внезапно обнаруживая, что вторая половинка не совместима с ними по ряду позиций, предпочитают не сдаваться – утрамбоваться, вмяться, вдолбиться друг в друга – только чтоб получилось общее произведение. Оно получается, но путем деформации паззла – деформации личности, психики, характера, отношения к жизни…

Как много людей выбирает этот путь, как много утрамбовывается друг в друга, уверенные в том, что они борются за любовь, а на самом деле калеча это чувство. Они слепо вбивают-сминают-комкают-обрывают-гнут своего «паззла»-партнера, создавая кусочек подходящей формы, не задумываясь о том, что если в чём-то не получается найти компромисс, правильнее и честнее будет заполнить эту впадинку кем-то другим, а не ломать того, кого мы «назначаем» своей единственной второй половинкой. Из этой проблемы вырастают несчастные семьи.

Так многие и проживают, упускают жизнь – в поиске утопичного симбиоза двух сердец, в котором можно прожить всё отведенное время. Но находят его единицы. А страдают сотни тысяч, не понимая, что выход - в гармонии последовательного «собирания» своей картинки, своего паззла при помощи нескольких людей, подходящих им каждый своей особенностью рельефа.

…В комнату ворвалась улыбающаяся румяная Наташка, расточая карамельный запах духов. Она бросилась тискать довольного Славика, предварительно чмокнув меня в щеку, и взахлеб рассказывая об открывшемся филиале их организации, в котором ей предстояло быть заместителем директора. Она сама перебивала себя отвлеченными вопросами, не дождавшись ответа на которые продолжала прерванный рассказ, и при этом как заведенная носилась по комнате, умудряясь не наступить на пеструю мозаику паззла, собираемого сыном, и ловко лавируя между шестью массивными стульями и огромным столом – нелепым мебельным ансамблем, призванным пародировать средневековые гостиные. За ней невозможно было наблюдать без улыбки.

• Как он себя вёл? Вы хомяка покормили? Что ты такая замученная? – спросила Наташка, закончив отчёт о рабочих новостях и завязывая пояс шикарного домашнего халата, больше подходящего для вечернего выхода в свет, чем для готовки борщей на кухне.

• Пойдем, дорогая, разжуём по сигаретке, - подала я наш условный сигнал: есть разговор, рулим на кухню, чтоб не при ребёнке. Курить мы обе бросили давно: она – когда забеременела, я – из солидарности, но до сих пор из лексического обихода не убрали «курительных» выражений.

На светлой уютной кухне за чашкой свежесваренного Наташкой кофе я рассказала ей новоизобретенную «теорию паззлов», которую она встретила откровенным восторгом (она все встречала восторгом, поэтому данная реакция необъективна). Собственно, Наташка в любую, даже в самую полуживую и бесперспективную идею могла вдохнуть жизнь своим всегда оптимистическим настроем и энтузиазмом. У нее тут же возникла лавина ассоциаций, планов реализации, способов воплощения идеи в жизнь, которые она мастерски подкрепляла интонационным убедительно-эмоциональным восторгом. И тому, кто слушал её, уже не важна была суть предложения и его рациональные характеристики, он просто смотрел на блещущую уверенностью Наташку и понимал: всё получится! Представляю, как обожают ее начальники и подчиненные…

• Слушай, это же гениально! – еще немного и Наташка захлопает в ладоши. – Я маме это расскажу. До сих пор не знаю, как ей объяснить, что у меня всё в порядке. Зачем ты живешь, говорит, с этим кобелём, ты еще можешь нормально выйти замуж. Я говорю ей: мам, я счастлива! Ага, говорит, ври окружающим, а матери не смей. Я всё, говорит, понимаю, но даже ради Славика нельзя жертвовать своим будущим. Не могу я ей объяснить, что никто ничем не жертвует, что меня всё устраивает. Знаешь, я вот иногда думаю: есть женщины, которые рождены для любви. Так вот я рождена для работы. У меня сплошной трудовой оргазм, честно. Мне кажется, я и Сережку полюбила только когда мы … разошлись, ну в смысле перестали жить. Он для меня такой обузой был, веришь-нет? Сначала не давал работать, потом пилил за то, что много работаю, потом начал по бабам ходить, причём, знаешь, я не столько ревновала, сколько злилась и раздражалась: ну играем мы в семью – так давай уж, играй по правилам. Нет, Оль, правда, я с ужасом всё это вспоминаю. Зато теперь… Никогда я не хотела домой так, как сейчас: я прям на крыльях лечу. Нет Сереги дома – хорошо, со Славкой поиграюсь, есть Серёга – еще лучше, все новости обсудим, киношку в обнимочку посмотрим – ей богу, семейная идиллия. Ну что ты смеёшься? Я ж серьезно.

• Да я не смеюсь, я маму твою вспомнила. Гениальная женщина. Абсолютно самодостаточная, согласись. Всю жизнь практически одна прожила, но считает себя экспертом по семейной жизни. Причем по твоей. Знаешь, а её жизнь тоже отлично вписывается в «теорию паззлов». Есть такие люди, как мама твоя, которые представляют собой уже законченное паззловое произведение. Такие, знаешь, «паззл-под-ключ». Им в принципе никто не нужен, им комфортно наедине с собой. А папа твой, или люди, которые полюбили этих самодостаточных «под-ключей», обречены на страдание и вечное стремление изменить, поправить, сломать, подогнать его «под свою фигуру».

• Да-а-а, под папкину фигуру мамку так просто не подогнать… - сказала Наташка, и мы обе улыбнулись, вспомнив Ирину Львовну, маму, всегда подтянутую, спортивную, долговязую женщину, которая сохранила девичью фигуру, несмотря на то, что недавно разменяла уже седьмой десяток. И Павла Петровича с его сдобными формами, которые с каждым годом становятся еще более сдобными по причине его вечных страданий, заедаемых всевозможными булочками, от неразделенной любви к неприступной Ирине Львовне, которая развелась с ним сразу после рождения Наташки по невыясненным, но очень серьезным (по мнению И.Л.) причинам. Каждый день своей холостой жизни Павел Петрович замаливает эти «причины», показательно переживает и с удовольствием поглощает фирменные блюда бывшей жены, кондитера по профессии. При этом оба похоже вполне довольны и удовлетворены сложившимся раскладом: у Ирины Львовны есть постоянный ухажер, мужчина подай-принеси-сделай-перестановку-купи-картошку, которого можно попросить уйти, если она от него устала (живут они, естественно, отдельно), а у Павла Петровича тоже сплошной праздник жизни и повторный конфетно-букетный период, длящийся вот уже более тридцати лет.

• Ма-а-ам, - насморочным голосом проорал из комнаты соскучившийся по вниманию взрослых Славик. – Ма-а-ам! Иди посмотри!

• Пойдем, - Наташка взметнулась с места, быстро всполоснула чашки из-под кофе и шутливо запричитала. – Дитё бросили, обед не приготовили…

• Ма, смотри, - Славик горделиво продемонстрировал нам результат своего кропотливого труда – три поросёнка задорно танцевали на лужайке, а за деревом притаился неожиданно милый волк. – Здорово?

• Здорово, - восторженно согласилась Наташка (я же говорю – она всегда так реагирует), - а где последний кусочек?

Я пригляделась – и точно, у одного из поросят явно не хватало второго уха. Причём я хорошо помнила, что это второе ухо я сегодня уже видела и не просто видела, а самолично приделывала жизнерадостному поросёнку.

• А я его выбросил, - Славик не умел врать.

• Зачем выбросил? – не поняла Наташка.

• А тетя Оля сказала, что все мы – кусочки одного паззла. Это – как будто я, это – ты, это – папа, это – Машка Василькова, а тот, который я выбросил, была тетя Света, - не моргнув глазом, заложил меня Славик, и доверительно добавил: - А она мне не нравится. Она все время колготки подтягивает, пока папа не видит, и у неё изо рта пахнет. И когда она смеётся, то у неё брызги летят. Бррр!

Мы с Наташей переглянулись. Затем несколько секунд обе молча смотрели на Славика. Потом также молча вышли из комнаты и не сговариваясь двинулись на кухню. Давно мы так не смеялись…

ОСА