Дантист балета

Жизнь, как точно было подмечено, дается нам один раз. Но для каждого человека она имеет свой смысл, свою цель, свою значимость. Каждый сам определяет для себя эти понятия. Но порой жестоко ошибается. А ошибиться в выборе смысла жизни можно, как саперу, только один раз... Жизнь, как точно было подмечено, дается нам один раз. Но для каждого человека она имеет свой смысл, свою цель, свою значимость. Каждый сам определяет для себя эти понятия. Но порой жестоко ошибается. А ошибиться в выборе смысла жизни можно, как саперу, только один раз... Сколько Олег себя помнил, жизнь всегда преподносила ему лишь приятные сюрпризы. Единственный сын немолодых уже родителей, он достаточно рано определился в профессиональном плане: балет и только балет! Мама-аккомпаниатор и папа-танцмейстер могли только радоваться и предаваться сладким мечтам: балетное училище — второстепенные партии — солист. Спектакли, гастроли, овации, цветы, слава, благосостояние... Олег мог быть только первым, ну, в крайнем случае, равным среди первых. И до какого-то времени все так и было. Более того, сразу по окончании балетного училища Олега пригласили в один из ведущих театров страны. И не на вторые роли — дублером ведущего исполнителя всех заглавных партий. Что-то неуловимое было в этом худеньком, невзрачном пареньке, который совершенно преображался на сцене. Ему там удавалось казаться красивым. А несомненный талант довершал остальное. Вот только личная жизнь единственного сына вызывала у родителей некоторые опасения. До двадцати лет девушки для Олега просто не существовали — разве что в качестве партнерш по танцам. Никаких свиданий, никаких вздохов на скамейках и уж тем более прогулок при луне. Какие там прогулки, если репетиции начинались в восемь часов утра, а до этого нужно было не менее часа потратить на обязательные упражнения, разминку, “разогревание”! В десять часов вечера Олег ложился спать — и никакие соблазны на свете не могли побудить его нарушить раз и навсегда установленный режим. Мама сначала радовалась: мальчик весь в своей профессии, будет звездой первой величины. Когда же Олегу исполнилось двадцать пять лет, а женщины и все с ними связанное его по-прежнему не волновало, мама предположила худшее. И ошиблась. В один прекрасный вечер Олег пришел домой после спектакля не один, а с девушкой. Тамара, как потом выяснилось, была старше его лет на восемь (если не на десять), ни внешностью, ни талантами не блистала и вообще была, если можно так выразиться, никакая. “Последний шанс стареющей лимитчицы”,— определила мама отношения Тамары и Олега. Папа был мудрее и предложил радоваться тому, что есть, а не устраивать трагедий наровном месте. “Один нетворческий человек в нашей семье — это прекрасно, - заметил папа. — Приток свежей крови, прекращение процесса рафинирования породы. Было бы хуже, если бы Олежек увлекся танцовщицей, уж ты мне поверь”. И мама поверила. Собственно, ничего другого ей и не оставалось, коль скоро Олег заявил, что Тамара — его законная женаи через полгода у них должен родиться ребенок. Больше ни о чем, в том числе и о любви, ни слова не было сказано.Олег вообще не баловал родителей откровенностью. АТамара, казалось, открывала рот только тогда, когда муж ей разрешал это сделать. В другое время она просто смотрела на него с молчаливым обожанием. Много позже, по крупицам и отдельным обмолвкам новоявленной невестки, мама выяснила, что Тамара — зубной врач. К тому же не лимитчица, а самая что ни на есть коренная москвичка. Что с Олегом познакомилась в театре, когда в пятый (или восьмой) раз смотрела балет с его участием. Что у нее — так уж сложилось! — собственного жилья нет, равно как и близких родственников. И что Олег — первый мужчина в ее жизни и, судя по всему, последний. И их брак она воспринимала как подарок судьбы: беременность беременностью, но это, ясное дело, еще не повод для женитьбы. Все могло сложиться и по-другому: стандартнее и хуже. А уж за нею, Тамарой, не пропадет. И действительно не пропало. Уже месяц спустя родители Олега обнаружили, что молодая невестка освободила их от всех бытовых забот, что в свободное от работы время она занимается либо домашним хозяйством, либо рукоделием, и что Олег по-прежнему волен сутками пропадать на репетициях, ездить на гастроли или уезжать на целый день за город — дышать свежим воздухом. Тамара воспринимала все это как само собой разумеющееся: потребности ее гениального мужа обсуждению не подлежали. Впрочем, как и более прозаические потребности его родителей. Творческая семья впервые в жизни поняла, что можно вкусно обедать дома, а не в ресторане и что сверкающая чистотой квартира — не роскошь, а норма жизни. Когда же родился внук, названный в честь деда Алексеем, никто уже и не помнил, с каким огромным недоверием и пренебрежением Тамару когда-то встретили. Казалось, она всегда была частицей их дома, как концертный рояль “Стейнвей” или старинное трюмо в прихожей. Забылась, ушла куда-то на задний план и некрасивость невестки. Олега это вообще никогда не волновало: как создается эта самая красота, он достаточно насмотрелся за кулисами. А его родители пришли к мудрому выводу, что “с лица воду не пить”, “был бы человек хороший” — ну и так далее, вплоть до чуть менее банального: “По крайней мере не станет бегать по мужикам и заставлять Олеженьку мучиться ревностью”.По мужикам Тамара действительно не бегала. Но мало кто замечал, что работой своей она одержима не меньше, чем ее муж своим балетом. Причем, как только Алешенька немного подрос и стало возможным оставлять его с бабушкой и дедушкой, старалась задерживаться после установленных часов. Сплошь и рядом захватывала часть выходных, никогда не брала отгулов. Когда несколько лет спустя выяснилось, что Тамара приносит в дом денег больше, чем все остальные члены семьи вместе взятые, последние сомнения рассеялись: Олегу досталась не жена, а чистое золото. В прямом и переносном смысле слова. А время шло. Тихо, во сне, скончался отец. Все чаще прихварывала мать. Олег объездил полмира и ждал, что со дня на день получит звание “народного”. Алешенька уже пошел в школу... И тут произошла трагедия, которая круто изменила жизнь всей семьи. На очередных гастролях, выходя из гостиницы, Олег поскользнулся и сломал ногу. Местные, а потом и столичные врачи в один голос заявляли, что ничего страшного не произошло: через пару месяцев будет танцевать лучше прежнего. Но прошло два месяца, и выяснилось, что нога срослась неправильно, придется ее ломать и лечить по-новому. Потом прошло полгода, потом еще столько же... Наконец, стало ясно: ни о каком балете речи больше и быть не может. И вообще, хромота останется до конца жизни. Олег сначала не хотел признавать очевидного. Он испробовал на себе все методики излечения, хватался за любые снадобья, обещавшие чудесное исцеление, — тщетно. Наконец даже ему стало ясно: с балетом покончено. Жить стало невозможно. И доселе не признававший спиртного вообще, он начал пить. Сначала тайком, когда Тамара была на работе, а Алешенька в школе. Запирался в своей комнате и пил. Потом ложился спать, а к приходу домашних был просто злым и придирчивым. Тамара что-то подозревала, но по старой привычке ни во что не вмешивалась и влиять на события не пыталась. Потом Олег перестал запираться на ключ, наоборот, стремился уйти из дома и выпивать уже в кафе по соседству, где всегда находились охотники послушать (за бесплатную выпивку, разумеется!), как трагические обстоятельства погубили его талант. Потом вообще стал сутками пропадать невесть где. А как-то вообще бросил испугавшую Тамару фразу, что жить незачем и скоро всему наступит закономерный конец. А потом Тамара обнаружила, что в прикроватной тумбочке Олег прячет запас снотворного, вполне достаточный для того, чтобы три раза отправиться на тот свет. Искать у кого-то помощи было бессмысленно: муж-алкоголик — это не столько беда, сколько судьба. Принуждать Олега лечиться от пьянства было еще глупее: уж кто-кто, а Тамара, врач с многолетним стажем работы, прекрасно знала, что излечение невозможно, если сам “больной” того не желает. Поэтому пошла ва-банк: сняла на месяц дачу у знакомых и увезла туда мужа, предварительно убедившись, что на даче нет ни капли спиртного. Первая неделя была чудовищной, вторая — кошмарной, на третью наметился какой-то просвет. Во всяком случае, Олег уже был способен рассуждать о том, что же с ним произошло, и даже иногда соглашался, что нужно искать какой-то разумный выход из положения, помимо беспробудного пьянства. Вопрос о том, что необходимо покончить все счеты с жизнью вообще, как-то сам собой отпал. Чем мне заняться? — в который раз горько спрашивал Олег свою жену. — Я же умею только танцевать. Больше ни к чему не приспособлен. Давай подумаем, — терпеливо отвечала Тамара. — Представь себе, что тебя “ушли” на пенсию. И что тогда? Преподавание? Ну уж нет, только не это! Долбить без конца одно и то же каждый день, неделя за неделей... Нет! Поступи в институт. Тебе еще нет тридцати пяти, ты можешь учиться на заочном. Станешь, например, юристом... -Боже избави! Пять лет за учебниками, потом всю жизнь иметь дело с уголовниками... Нет, только не это! Если бы я умел рисовать! Ты умеешь лепить, — негромко заметила Тамара. Скульптор из меня не выйдет! Зато может получиться отличный протезист... Идея была абсурдной. Может быть, поэтому Олег и не отмел ее столь же решительно, как и все остальные. После блистательной карьеры на балетной сцене стать зубным техником? С утра и до вечера сидеть в душном закутке и создавать “шедевры” из металла и пластмассы? Тамара положительно сошла с ума! Нет, я в своем уме, - также негромко продолжила она, ибо после десяти лет супружества ей было несложно читать невысказанные мысли супруга. - Посуди сам, если уж так получилось... Руками ты можешь заработать гораздо больше, чем ногами, извини, конечно. А клиентуру я тебе найду, не твоя забота. Неужели ты думаешь, что мне доставляет эстетическое наслаждение копаться в гнилых зубах? Но за это платят, мой дорогой. А нам нужно растить Алешеньку, да и самим не помешает... ну, скажем, поездка на курорт. Или новая мебель. Или хороший санаторий для твоей мамы. А если у зубного врача есть свой протезист — это золотое дно. Подумай. Несмотря на то, что Олег был талантливым танцовщиком, законченным эгоистом он не был. Или — не успел стать. Во всяком случае отдавал себе отчет в том, что последние годы благосостояние семьи держалось исключительно на Тамаре. Его прежняя профессия приносила только славу да афиши на разных языках. А коль скоро слава закончилась, а жизнь пока еще все-таки нет, нужно было думать: как прожить ее так, чтобы не было мучительно. Другими словами, в тридцать три года начинать все сначала. Окончательно, разумеется, Олег решился не сразу. Как он сам шутил — не без заметной горечи! — переквалификация из солистов в “дантисты балета” стоила ему нескольких лет жизни. Но у человека есть счастливое свойство: привыкать ко всему. Даже к тому, что первоначально казалось нереальным и неприемлемым. Правда, пока была жива мама Олега, его новая профессия считалась тайной. При ней невозможно было произнести словосочетание “зубной техник” — она тут же начинала плакать и упрекать невестку, что та превратила мужа в ремесленника. Впрочем, своего варианта “трудоустройства” Олега его мать не предлагала и, видимо, не могла. Так и скончалась, не примирившись с новой ипостасью сына. Олег с Тамарой погрустили умеренно: мать была уже очень стара и все время болела. Для них же, как выяснилось, настоящая жизнь только начиналась. Эпоха конспиративного приема больных в поликлинике после законных рабочих часов, сложная система отзывов-паролей и некоторой неловкости при получении денег — честно заработанных, кстати! — отошла в прошлое. Большая, но запущенная родительская квартира была капитально, с перепланировкой отремонтирована. Нашлось место и для приемной, и для зубоврачебного кабинета, и для мастерской Олега. Старые, проверенные клиенты приводили новых, те — своих знакомых и знакомых своих друзей. Тамара держалась невозмутимо: она к этому была готова, два первоклассных специалиста получали достойную оплату за свой труд. Олег же радовался, как мальчишка: машина — не проблема, видеосистема — тем более, отдых на заграничном курорте — пожалуйста. Заработки примирили его с новой профессией, он уже не морщился болезненно, когда слышал им же пущенное выражение, которое со временем стало его прозвищем: “дантист балета”. И к Тамаре он стал относиться по-новому: не свысока, как прежде, а с подчеркнутым уважением. По мнению старых друзей, даже немножко пережимал, переигрывал с этим уважением. Да, Тамара — молодец, вытащила мужика из запоя, дала новую профессию, шанс проявить себя на новом поприще. Ну так не молиться же на нее по этому поводу. Да и на втором десятке супружеской жизни можно было бы заметить, что есть и другие женщины — помоложе, поостроумнее, красивее, наконец! Нельзя же зацикливаться на одной-единственной, тем более законной супруге. Это в конце концов смешно и немножко отдает дурным тоном. Но Олег оставался невозмутимым: Моя личная жизнь — это мое личное дело, — лишь однажды заметил он самому своему близкому другу. — И она никого, кроме меня, не касается. При всей мягкости тона в нем отчетливо прослеживались стальные звуки. “Дантист балета” умел быть и жестким в случае необходимости... Тамара погибла как раз тогда, когда жизнь сулила супругам одни удовольствия. Погибла случайно и нелепо: зубной врач высочайшей квалификации, она никак не могла выбрать время, чтобы привести в порядок собственные зубы. А когда наконец собралась, то решила сделать все сразу под общим наркозом — и проснуться с “голливудской улыбкой”. Они с Олегом собирались в отпуск в Испанию — не ехать же на модный курорт черт знает в каком виде. Засмеют и будут правы... Так-то оно так, только после наркоза Тамара не проснулась. Сердце не выдержало.Олег пережил жену ровно на сорок дней. По словам тех, кто видел его последние полтора месяца, он напоминал скорее робота, чем человека. Машинально выполнял все необходимые формальности, машинально принимал соболезнования, машинально угощал многочисленных друзей и знакомых на поминках. Таким же безучастным он выглядел и на “сороковинах”. А когда ушел последний гость, сын Алеша отправился спать, повесился на специально приготовленном шнуре в домашнем зубоврачебном кабинете. Как признали потом, основываясь на посмертной записке, в состоянии острого душевного расстройства... “Можно поменять профессию. Можно жить без любимой работы. Без единственной женщины в моей жизни — не могу”. Кстати, за сорок дней, отделявших гибель жены от его собственной, Олег не выпил ни капли спиртного. Даже символически. Даже из уважения к обычаям. Наверное, у него для этого были свои причины. Наиболее умные и наименее сентиментальные люди уверяют, что жизнь — это всего лишь “белковый обмен веществ”. Не знаю, не знаю... Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА._**