Бумеранг

   Всю жизнь негласным девизом Маргариты было: “Пусть неудачник плачет!” Ударение делалось на слове “неудачник”, а поскольку себя Маргарита к таковым не относила, то почти никогда и не плакала. Да и с какой стати? Школу закончила с золотой медалью, от поклонников уже и тогда отбоя не было, в престижный институт поступила с первой попытки и училась там, умудряясь как бы между прочим получать только отличные оценки. И также мимоходом разбивала сердца однокурсников и студентов постарше, совершенно не обращая внимания на вздохи, приглашения в кино, в театр, на танцы, на вечеринку. Если было желание и хорошее настроение, то приглашение принималось. Но Маргарита могла в последнюю минуту передумать, заняться чем-то более интересным, да просто забыть о поклоннике. Или способна была на следующий день после свидания пройти с абсолютно равнодушным видом мимо того, с кем накануне пылко целовалась в подъезде.

Будущего своего мужа Маргарита представляла себе очень отчетливо, и он совершенно не походил на ее молодых воздыхателей. Ему было не меньше тридцати пяти, он где-то занимал достаточно высокий пост с высокой зарплатой, возможно, работал за границей. Образ вполнe стандартный для девушки, которая любит только себя. А Маргарита себя не просто любила — обожала. И безжалостно расправлялась со всем, что создавало дискомфорт, и со всеми, кто вольно или невольно этому способствовал.

Ко всему прочему Маргарита была генеральской дочерью. Правда, отец умер, когда ей едва исполнилось десять лет. Но успел так избаловать единственное ненаглядное дитя, внушить ему такую веру в его, дитяти, уникальность, что и к двадцати годам Маргарита сохранила железную уверенность: все в этом мире существует для нее. Немалые средства, оставленные отцом, этому тоже способствовали. И слабые попытки матери объяснить, что другие — тоже люди и с ними нужно считаться, успеха не имели.

Впрочем, пока мать жила только для дочери, отношения были более или менee приличными. Маргарита не забывала говорить вежливые слова, предупреждать мамочку о том, что может прийти поздно, и поздравлять с днем рождения и восьмым марта. Но в один прекрасный день обнаружилось, что мама — далеко еще не старая женщина, едва-едва перешагнувшая сорокалетний рубеж, — собирается снова выйти замуж. Мало того, привести нового мужа в их огромную и роскошную квартиру. Скандал, который утроила Маргарита, мог по своей интенсивности и разрушительным последствиям сравниться только с десятибалльным землетрясением .

— Ты рехнулась? — орала она на мать. - На старости лет решила фату напялить! Да ты посмотри на себя в зеркало, кому ты нужна? Он женится на нашей квартире, а не на тебе. А я не желаю жить с посторонним человеком! Выбирай - или он, или я. Выйдешь замуж — дочери у тебя не будет. Напишу записку и выброшусь из окна или отравлюсь.

Умом мама, конечно, понимала, что физический вред себе ее доченька вряд ли причинит. Но дети на то и дети, причем в любом возрасте, чтобы воздействовать не на ум родителей, а на их эмоции и психику. Мама плакала, просила, умоляла, взывала к лучшим чувствам Маргариты, сетовала на свое одиночество и напоминала, что лучшие годы провела одна, воспитывая, между прочим, ее, единственную дочь. Все это отскакивало от Маргариты, как теннисный мячик от ракетки. Дело закончилось сердечным приступом у матери, на который дочь не сочла нужным даже среагировать. И исчезновением возможного отчима, чувства которого не выдержали такого испытания, как холодная ненависть двадцатилетней девушки. Брак не состоялся, к открытому ликованию Маргариты.

А через год замуж собралась сама Маргарита. Ее жених был на шестнадцать лет старше, умен, недурен собой и — главное — работал в министерстве, которое занималось только иностранными делами. В глазах окружающих у Николая Олеговича был один-единственный недостаток: он уже был женат и имел двоих детей — сына и дочь, которые были чуть моложе самой Маргариты. Но для нее, разумеется, такие мелочи, как чьи-то жены и дети, не имели ни малейшего значения. Она хотела выйти замуж именно за Николая Олеговича, все остальное было деталями, частностями, подробностями чужой биографии.

Робкие протесты матери относительно недопустимости разбивать семью, предсказания, что на чужом горе невозможно построить ничего, кроме достаточно утлого макета счастья, Маргарита привычно пропускала мимо ушей. Похоже, сам Николай Олегович несколько опешил от того напора, с которым действовала его очаровательная, хрупкая, иногда казавшаяся неземным созданием невеста. Но у “неземного создания” оказалась воистину бульдожья хватка. Она не отступила до тех пор, пока грезы не стали явью. Пусть неудачники плачут.

Молодые поселились у Маргариты, поскольку собственную квартиру Николай Олегович оставил бывшей жене и детям, рука не поднимается написать “бывшим детям”, но фактически так и произошло. Кроме положенных по закону алиментов, старая семья не получала от мужа и отца ничего. И даже не потому, что так пожелала Маргарита, а потому, что так рассудил сам Николай Олегович.

А после того как Маргарита родила дочь Ольгу, остальное было вообще забыто. Никудышный по отношению к старшим детям отец в младшей дочурке души не чаял. Вплоть до того, что жена начинала ревновать его к собственному ребенку. Впрочем, жили они на редкость дружно, даже счастливо, на что Маргарита не уставала указывать своей матери.

— Значит, на чужом горе счастья не построить? Так ведь это зависит от того, из чего строить. И главное, от строителей. Поняла, мамочка?

Мамочка давно все поняла. И дочь, и зять были для нее фактически чужими людьми, и даже рождение внучки мало что изменило. Разумеется, бабушка нянчилась с малышкой ровно столько, сколько было нужно... Маргарите. Покачай, погуляй, постирай, купи фруктов, пошла вон. Но когда Оле исполнился год, ее родители отбыли в длительную заграничную командировку и взяли дочку с собой. А бабушка осталась караулить квартиру и дорабатывать до пенсии.

   Ольга вернулась в Москву, когда ей исполнилось шестнадцать лет. Родители по-прежнему были за границей и не собирались на родину в обозримом будущем. Но поскольку в те времена об обучении детей в иностранных колледжах и университетах советским гражданам и мечтать не приходилось, то пришлось с дочерью расстаться. И бабушка обрела... к сожалению, не вторую молодость, а вторую Маргариту. Только еще более рациональную — в отца.

В деньгах Ольга не нуждалась, но кормиться предпочитала на бабушкину не слишком большую пенсию. Ей и в голову не приходило купить в дом хотя бы батон хлеба. А уж о таких проблемах, как стирка или уборка квартиры, девочка даже слышать не хотела. Зато, как ни странно, время от времени удостаивала бабушку беседами, причем довольно долгими. Не столько, правда, говорила сама, сколько слушала. Больше всего ее интересовали всякие семейные истории: как познакомились ее родители, как они жили до своей встречи, какой была мама Маргарита в детстве. И бабушка, смертельно уставшая от одиночества и чувства, что она никому не нужна и не интересна, сначала осторожно, а потом с полной откровенностью рассказала Ольге и о том, каким прелестным и способным ребенком была Маргарита, и как трудно было в одиночку, без мужа, растить дочку, и как ради нее пришлось пожертвовать личной жизнью...

Маргарита и Николай Олегович вернулись, когда Ольга уже перешла на третий курс института. И идиллия кончилась: бабушку определили в самую маленькую комнату в квартире, недвусмысленно дав понять, что в остальных ей делать нечего. От домашнего хозяйства, правда, не освободили. Зато Ольга резко прекратила интимные беседы и предпочитала проводить свободное время вне дома или с родителями... если те принимали гостей.

Первая трещина в семье появилась, когда заболела бабушка. Обычный грипп, от которого можно было вылечиться максимум за неделю, если, конечно, лечиться, она перетаскала на ногах и с осложнениями в конце концов угодила в больницу, где ее никто не навещал: Ольге было некогда, а Маргарита буквально рассвирепела, когда узнала об откровенных беседах матери с Ольгой, и наотрез отказалась ее видеть.

— Глупая старуха! — жаловалась она мужу. — Кто ее тянул за язык? Зачем Оленьке знать, что у тебя была когда-то другая семья, что она не единственный твой ребенок? Да и о ее неудавшейся, якобы из-за меня, личной жизни могла бы помолчать. Спасибо должна мне сказать, что я не дала ей на старости лет стать посмешищем. Прожила жизнь в свое удовольствие, одна в прекрасной квартире, ни в чем не нуждалась...

Любопытно, что сорокалетнюю уже Маргариту даже мимолетно не посетила мысль о том, что когда ее мама собиралась второй раз замуж, то было этой “старухе” немногим больше. Сама Маргарита считала себя еще молодой женщиной, одевалась и вела себя соответственно, да еще завела любовника лет на пять моложе себя. Николай Олегович прихварывал, уставал на работе, все реже соглашался куда-то пойти развлечься. Словом, вполне банальная история, случается в каждой пятой семье. Ну, пусть только в каждой шестой.

Между тем бабушка из больницы так и не вернулась. Умерла не столько от огорчения эгоизмом и неблагодарностью самых близких ей людей, сколько от тяжелого воспаления легких. Ее похоронили — и почти сразу почувствовали отсутствие бабушки. Домашним хозяйством Маргарита умела заниматься только в заграничных условиях, а к специфике этого дела в родных осинах была, мягко говоря, не готова. Для Николая Олеговича и особенно для Ольги это оказалось неприятным сюрпризом, и небольшая трещина в семье стала расползаться, пока не достигла размеров среднего оврага.

И тут произошла трагедия. По дороге домой, поздним уже вечером, Николай Олегович не справился с управлением автомобиля и врезался в столб. Он погиб мгновенно, от машины тоже остались одни воспоминания, а Маргарита, теперь уже Маргарита Юрьевна, осталась вдовой, без работы и без профессии, правда, с определенными сбережениями и требовательной, избалованной дочерью. Ко всему прочему, права на наследство предъявили дети Николая Олеговича от первого брака. С ними, правда, Маргарита Юрьевна при активной и жесткой поддержке Ольги справилась, откупившись от “этих убогих” какой-то мелочью, но проблем от этого меньше не стало. К тому же выяснилось, что Ольга ни в чем больше ей помогать не намерена, и вообще это был последний случай полного взаимопонимания между матерью и дочерью.

С большим трудом, используя старые связи и остатки обаяния, Маргарите Юрьевне удалось устроиться делопроизводителем в министерстве покойного мужа. Сбережения таяли, зарплата была копеечной, а тут еще перестройка, новые рыночные отношения, стремительные перемены в окружающей жизни. Ольга вписалась в эту жизнь, как говорится, в одно касание: устроилась после института на иностранную фирму, быстро купила автомобиль, поменяла, по наблюдениям матери (никаких откровенных разговоров не было, собственно, уже не было разговоров вообще), несколько любовников, каждый из которых был все более влиятелен и богат, и с унаследованным от родителей упорством делала карьеру. В отличие от Маргариты Юрьевны замужество Ольгу не слишком прельщало. Во всяком случае, для нее это было чем-то второстепенным.

Единственным светлым пятном на этом фоне для Маргариты Юрьевны был ее любовник, который стал проявлять к ней даже повышенный интерес. Вплоть до разговоров о браке, сначала туманных, а потом все более определенных. Виктор — так звали потенциального жениха — был даже чем-то похож на Николая Олеговича в молодости, но еще жестче, решительнее и уж куда разворотливее. Как и Ольга, он прекрасно себя чувствовал в новой обстановке и даже сумел сколотить кое-какие деньги. Мешало то, что прописан он был у своих родителей в подмосковном бараке, а квартира в Москве стоила куда больше, чем он мог себе позволить. Женитьба на Маргарите Юрьевне проблему решала. А дальше... А дальше будет видно.

Согласия дочери на свой второй брак Маргарита Юрьевна спрашивать не собиралась, но перестала скрывать Виктора и даже позволила ему ночевать. После второй такой ночевки Ольга столкнулась с предполагаемым своим отчимом на кухне и закатила матери грандиозный скандал, не затрудняя себя выбором выражений. Самым мягким определением Маргариты Юрьевны в этом скандале было “старая дура”.

— Ты что, не понимаешь, что смешна? — кричала Ольга. — В твоем возрасте увлекаться мужчинами — это ведь уму непостижимо! Тебе надо показаться психиатру, у тебя явное старческое слабоумие!

— Но мы собираемся с Виктором пожениться, — попыталась защититься Маргарита Юрьевна.

Ольга только фыркнула:

— Конечно, при такой квартире! Только после этого ты ему будешь не нужна. А я запрещаю тебе приводить в мой дом всяких проходимцев. Обжимайтесь в подворотне, если тебе приспичило, тогда увидишь, нужна ли ты даже самому завалящему мужику.

Маргарита Юрьевна зарыдала, но на дочь это не произвело ровно никакого впечатления. Попыталась изобразить сердечницу и даже похватала ртом воздух, как ее мама-покойница. Но эффект тоже оказался нулевым. И тогда вмешался Виктор, который до этого сохранял абсолютное хладнокровие:

— Запретить матери иметь личную жизнь вы, милая барышня, не сможете. Я криков не боюсь — вопите, сколько вашей душеньке будет угодно. Но будет так, как решу я. Просто потому, что я мужчина и, следовательно, умнее.

Надменный взгляд Ольги Виктор проигнорировал, попытку продолжить скандал пресек и увел Маргариту Юрьевну в ее комнату, демонстративно заперев дверь на ключ. И неделю спустя уговорил подать заявление в загс и не обращать внимания на фокусы любимой доченьки.

— Девка с характером, это хорошо. Но и я тоже не размазня. Ничего, стерпится-слюбится, еще и подружимся. Не бери в голову, Рита.

И какое-то время спустя Маргарита Юрьевна с удивлением обнаружила, что Виктор был прав. Ольга перестала шипеть или, для разнообразия, демонстративно игнорировать жениха матери, даже отвечала на его вопросы, а иногда и сама с ним заговаривала о чем-то нейтральном. К матери, правда, относилась по-прежнему холодно-враждебно, но все лучше, чем открытый скандал.

Дело шло к свадьбе, но за неделю до нее Виктору пришлось срочно уехать по каким-то делам, и срок регистрации перенесли на месяц. Маргарита Юрьевна купила платье, кольца, готовила угощение. Виктор звонил, но не слишком часто, обещая вернуться накануне торжественного события. И действительно, вернулся... за час до того, как надо было ехать в загс. Маргарита Юрьевна кинулась в спальню надевать белое платье и шляпу, но не нашла их. И тут в комнату вошла Ольга, на которой и было надето все это великолепие.

— Тебе совершенно не обязательно тащиться с нами в загс, — холодно сказала она. — Родителей Виктора не будет, значит, и без тебя, мамочка, обойдемся. Он женится на мне, а ты ему будешь только тещей. Или вообще убирайся из нашей квартиры.

Маргарита Юрьевна кинулась к Виктору, но тот даже разговаривать с ней не захотел и лишь процедил:

— С Ольгой мы можем добиться очень многого, да и подходит она мне больше, чем ты. Мне нужна жена-союзник, а не обуза.

Дверь за ними захлопнулась, и Маргарита Юрьевна осталась одна. Причесанная, накрашенная, в специально для этого случая купленном новом красивом белье и... брошенная. Удар оказался такой силы, что пробил даже ее природный панцирь равнодушия и самоуверенности, тем более что трещины в нем уже появились и до этого.

Когда молодожены вернулись поздним вечером домой после свадьбы в дорогом ресторане, они даже не поинтересовались, почему в комнате Маргариты Юрьевны тихо и темно. Лишь к вечеру следующего дня Ольга полюбопытствовала, а не уехала ли мать вообще, очистив жилплощадь?

Нет, не уехала. Маргарита Юрьевна всего-навсего застрелилась из пистолета своего отца, который долгие годы лежал на дне шкафа. В записке, которую она оставила, было всего несколько коротких фраз:

“Я не понимаю, за что меня так наказала судьба. Я никогда никому не делала зла, а меня предали самые близкие мне люди. Живите, если сможете”.

Ольга с Виктором и это тоже смогли, причем очень даже неплохо.

Светлана БЕСТУЖЕВА-ЛАДА

Что вы думаете об этой истории?