Ночь перед Рождеством или светлейшая ведьма (Екатерина I)
Перед рождеством некая ночь 1726 года выдалась в российской столице особенно морозной и темной. Часам к одиннадцати вечера воздух был прозрачен и чист настолько, что крупные звезды в черно-синем небе казались почти лишенными лучей. Луна же, напротив, сияла вовсю огромным радужным ореолом. Именно в этот славный и еще тихий час поручик Арсеньев подходил (он жил неподалеку) к великолепному дворцу светлейшего князя Меншикова, своего высокопоставленного родственника. Надо сказать, что поручик был от природы человеком, лишенным каких бы то ни было заметных дарований, чего нельзя было утверждать про его амбиции и честолюбие... Впрочем, для безбедной и бесхлопотной жизни ему вполне хватало и сестры Дарьи, княгини Меншиковой, бывшей вот уже несколько лет замужем за светлейшим. И, в особенности, второй из сестер поручика - Варварушки... Хотелось, однако, как это и водится с жадными и честолюбивыми людьми, большего.
В тот момент, когда поручик подходил ко дворцу князя, на одном из боковых балкончиков замаячила одетая в светлое невысокая женская фигурка. Присмотревшись повнимательнее, легко можно было определить, что женщина эта сильно горбата. Отойдя в тень, поручик наблюдал некоторое время за хорошо знакомым ему силуэтом. Между тем Варвара (а это была именно она, любимая и обладающая властью в доме свояченица Меншикова), стоя на балкончике, производила странные манипуляции, ничуть не удивившие ее брата. Движения рук горбуньи могли бы напоминать движения регента перед хором, если бы не их итог: поначалу еле заметное, затем все более отчетливое багровое мерцание залило балкончик, хотя никакой свечи в руках Варвары и в помине не было. Постепенно свет как будто сконцентрировался в шар, замерший на ладонях у женщины. Поручик, прятавшийся в темноте, хорошо разглядел со своего места неестественно огромный глаз с вертикальным зрачком, замаячивший в глубине светового сгустка прямо перед лицом Варвары Через мгновение балкон опустел…
Постояв еще немного, поручик, на всякий случай перекрестившись, продолжил свой путь к парадному подъезду дворца. То, что все старшие в роду Арсеньевых женщины ведают колдовство, для него не было секретом. И хотя грех этот к представителям мужской части семьи отношения не имел, все же было Арсеньеву слегка боязно.
Когда спустя около часа Варваpa, празднично убранная, вышла к брату в свою собственную гостиную, он отметил и бледность ее длинного, как у всех горбунов, лица, и лихорадочный блеск прекрасных темных глаз. “Ну?..” -поручика снедало нетерпение. Знал, что сегодня, накануне святого праздника, результат от Варвариных темных дел точно будет. “16 месяцев осталось ЕЙ буйствовать", - ответила та тихо.
- Ax, еще шестнадцать, братец, терпеть будет наша Дашенька, сущее дитя...” “Вот именно дитя, - усмехнулся Арсеньев. - Она и не понимает ничего. Разве это значит терпеть? И ТУ любит не менее светлейшего князя...” “Т- с-с... - Варвара испуганно приложила палец к губам. - Какой ты все же... Здесь и у стен уши есть!” “Ну а как насчет племянницы Марьи? - перебил поручик нетерпеливо. - Быть ли ей императрицею, быть браку, что задумали?” “Не знаю, братец, - лицо Варвары потускнело, она задумчиво покачала головой. - Смутно все... Даже ОКО мутнеет, не вижу... После еще глядеть буду, а нынче нельзя больше. Всенощная к концу идет, скоро и разговляться пора. И так через это все с князем и Дарьей Михайловной во дворец не поехала, сильно больной сказалась”. “Ну а меня-то и позвать не догадались! - фыркнул Арсеньев. - И с чего бы это Меншикову собственного деверя ненавидеть?” Кинув на брата быстрый взгляд, горбунья молча направилась к дверям: настало время распорядиться насчет ужина, к которому званы были собственные гости.
...Спустя часа три в императорском дворце, где как всегда бурно справляли Рождество, Екатерина, все еще необычайно красивая в полных сорок три года, неожиданно погрустнела и, против обыкновения, пожелала отправиться в свои апартаменты немедленно. Как обычно, сопровождал ее Генералиссимус, Светлейший Князь Меншиков. И - тоже как обычно оставшись наедине с императрицей, - спросил, обращаясь к ней по имени, данному до крещения в православие: “Что с тобою, Марта, дитя?” “Ничего, солдат... - она усмехнулась собственной шутке, не слишком удачной. - Ах, Алексашенька, что-то смутно мне, дурно...”
Из императорской спальни Меншиков спустился прямо вниз, где уже минут двадцать как ждала его, кутаясь в пышную шубу, милая и тихая супруга - княгиня Меншикова, Дарья Михайловна. Жена, любимая им, заботливая, так и оставшаяся навеки “девицей из терема” - покорной и семейной, обожающей своего всевластного мужа. Ах, как далека была Дарьюшка от всего того, что князь и вслух, и про себя именовал “делами”! Нежно поправив на плечах княгини шелковистый лисий мех, он бережно повел ее прочь из дворца.
Так наступило Рождество, которому суждено было стать предпоследним для Екатерины Алексеевны, в юности просто Марты. Девицы, переходившей из рук в руки с легкой руки графа Шереметева и наконец “подаренной” Петру I ее последним мил другом Меншиковым. На протяжении последующих шестнадцати месяцев все сильнее будет иссушать чахотка ее соблазнительную грудь, накладывая пелену желтоватой бледности на красивое лицо, придавая неестественный блеск темным глазам. Екатерина I угаснет 6 мая следующего года, успев обручить старшую дочь Меншикова Марию с юным наследником Российского престола Петром. Самому же Меншикову оставив “в дар”, как ближайшему из близких, убившую ее болезнь.
Предчувствовала ли такую развязку горбатая ведунья, пославшая в Рождество 1726 года лично для императрицы бутылку темного вина, испробованного Екатериной за праздничным столом?.. Сестру самого Меншикова, присутствовавшую при этом, поразила фраза, сказанная Варварою Михайловной: “Прощай, Марта...”, и еще несколько слов на непонятном, однако не немецком, языке. О чем и оставлена была запись в дневнике впечатлительной девицы. Возможно, именно из-за ее невоздержанности к следующему Рождеству, когда болезнь и угасание Екатерины стали уже очевидны, и пополз слух о посвященности Варвары Михайловны в самые черные тайны оккультизма. Переговаривались тихо -ведь Менщиков был всевластен и сказочно богат по-прежнему. Однако и сложа руки тоже не сидели...
Историки всех времен, начиная с тех, что были современниками светлейшего князя, гадали и гадают о причинах его совершенно неожиданного, свершившегося за считанные дни, падения. Ни одной достоверной версии не существует и по сей день. Особенно удивительным была стремительность случившегося: сутки семейство Меньшиковых получило на то, чтобы покинуть дворец и отправиться в ссылку. Непосредственно в дороге императорский гонец, нагнав огромный обоз князя, вернул от имени нового императора Марье Александровне обручальное кольцо, забрав то, что прежде дарил ей Петр. Еще через несколько дней Варвара Михайловна - единственная из семьи Арсеньевых отправленная в ссылку (братьев не тронули!) - была разлучена с Меншиковыми, отправлена в монастырь, а чуть позже насильно пострижена под именем инокини Варсонофии. Это и было началом конца Меншиковых.
Что же касается версий - вот еще одна, запечатленная на пожелтевшей от времени бумаге и представляющая собой письмо все того же поручика Арсеньева, брата Дарьи Михайловны, ссыльному князю. Еще несколько лет назад письмо это хранилось в архивах Тобольской губернии и уже тогда было в трудном читаемом состоянии. Но основной текст разбору поддавался.
“...каюсь, каюсь, любезный мой братец, в надежде, что примете Вы мое покаяние сейчас, когда, как стало известно мне, потеряли навеки жену свою, а мою единокровную сестрицу Дарью Михайловну... Быть бы Вам и по сей день в чести, славе достойной и богатстве, кабы не треклятый язык мой да не подлая ведьма, цыганка красоты неописуемой, подосланная, должно быть, врагами Вашими, что ныне у власти. Должно быть, зельем меня опоила ведьма-Сашка, телом своим дивным опутала, ежели рассказал я ей сдуру все, что Варварой Михайловной, прости меня. Господи, задумано и содеяно было с помощью колдовских сил. Только Сашка-то, цыганка, посильнее Варвары Михайловны оказалась, поскольку на семь поколений старше в их треклятом роду ведовство... Всего-то за три дни до беды Вашей вошел я в дом свой. Вами же мне и презентованный. Чую - запах из залы: вроде как травками тянет да смолками душистыми, дурманными. Бросился я, значит, туда: стоит подлая ведьма супротив зеркала, совершенно голая, в чем мать родила, свечи по сторонам ее горят, да не светлые, а смоляные, чернее мрака. А в зеркале-то вовсе не она отражается, а старуха какая-то поганая. Тоже голая, только страшная, сморщенная вся, патлы седые распущены, и глаза дьявольским огнем горят! Ну, увидела меня Сашка-цыганка, повернулась и -ну хохотать! “Все, - говорит, - поручик, кончилась власть светлейшего Алексашки! И Варваре твоей не завидую, прапрабабка моя всю власть ее себе теперь заберет и употреблять будет... И попомни слова мои: двести лет меншиковскую могилу разрывать да искать будут, однако же не найдут - унесут его воды ледяные, серые... И на ТОМ свете не видать ему покоя!”
Ну, тут я, братец мои любезный, как стоял, так и хлопнулся, лишившись чувств, словно красная девица. А когда оклемался, светало уже за окнами и ни цыганки моей, ни свечек ее в помине не было, только смолами колдовскими в зале все еще пахло. А денщик мой, как после мне известно стало, чуть ли не сутки спал, не просыпался.
Ну а спустя три дни Вас вместе со всем семейством и вправду без всякого на то предупреждения в Ранненбург по этапу...”
Письмо это датируется приблизительно 1728 годом и доставлено было, видимо, уже в Березов, где год спустя, в 1729-м, умер и сам Меншиков, и его дочь Мария, так и не ставшая императрицей. Ну а сбылись ли слова ведьмы-цыганки относительно княжеской могилы?.. Вот свидетельство, зафиксированное документами, историческое.
Александр Меншиков похоронен предположительно рядом с церковью, срубленной собственноручно, опущен в вечную мерзлоту. Могилу его забыли... ровно на сто лет. Целых два поколения сменилось, прежде чем появился в Березове губернатор, некто Батыш-Каменскии, историк по образованию, решивший эту могилу найти. Вроде бы нашел с помощью столетнего старожила в 1825 году. А дабы точно не ошибиться - постановил вскрыть... Обнаруженный там покойник признан был князем Меншиковым. Сомнения, однако, остались, и до 1842 года место предположительного погребения князя вскрывалось еще трижды! Пока император Николай I самолично не направил губернатору письмо, в котором определил его действия как “по меньшей мере неуместные”. В результате этих “раскопок” все же пришли к выводу, что вскрытая могила, пожалуй, не княжеская, а Меншиков захоронен вовсе у другой церкви. Дальнейшие раскопки - уже куда более поздние -не дали ничего. В итоге историки не без оснований сделали заключение: могила светлейшего князя Меншикова размыта коварной и бурной рекой Сосьвой, ею же унесено и тело, останки которого, должно быть, покоятся и доныне в ледяных и темных ее водах…
Александра Несмелова