Точка
Каждый день так похож на соседний. Он ушел. Полоса неудач. Не единственный и не последний… Не жалей, не зови и не плачь! Я очень уважаю людей, которые умеют делать то, чего не умею я. Например, свою соседку Машу, избалованную, хамливую девочку четырнадцати лет от роду, обладательницу несносного характера и уникального упрямства, я уважаю за то, что она умеет ставить на место нашу сварливую консъержку, живую иллюстрацию бабы Яги для детских книжек, которая из нашей обычной девятиэтажки в спальном районе умудрилась создать клон советского общежития со свойственными ему «Вы к кому?» и «Шастают тут всякие по подъездам после десяти». Нового русского Андрюху Соколика, который выкупил в нашем доме целый этаж, сделал перепланировку и, говорят, у него там теперь даже зимний сад есть, так вот его я уважаю за то, что в бытность армейской службы он совершил порядка пятидесяти прыжков с парашютом, а теперь, породнившись с высотой, без страховки лазает на чужие балконы на высоте девятиэтажного дома, если кто забыл ключи.
Мишу, моего бывшего молодого человека, я уважаю за навыки экономной жизни и за аргументированный атеизм.
По поводу экономии. Миша мастерски применял эту свою способность - не тратить деньги на вещи, без которых чисто теоретически можно обойтись, и играючи прогуливался по грани, за которой экономия уже превращается в жмотство. Миша частенько хвастал своими внушительными сбережениями, но, надо отдать ему должное, на мне, его девушке, он не экономил. Точнее даже не так. На фоне яростного отказа себе во всем, без чего можно существовать - а на себе Миша экономил иступленно и как-то по-дирижерски импульсивно - то, что он тратил на меня, выглядело просто невероятной щедростью. Хотя в данном контексте будет уместно заметить, что запросы у меня в материальном плане были минимальны: в то время я переживала пик собственной независимости, рожденный желанием доказать обществу в лице моей мамы, что я вполне самостоятельная взрослая девушка, а основными критериями моей взрослости и самостоятельности были три пункта:
- я сама зарабатывала и тратила деньги;
- я сама принимала решения;
- первыми двумя пунктами я заработала себе право заниматься сексом и отвечать за возможные последствия этого занятия, активно осуждаемого мамой в отношении незамужних женщин.
Я бы не сказала, что Миша катастрофически мало получал. Нормально для парня его возраста он зарабатывал, просто рационализм был его второй натурой, а накопительство – его страстью.
Он не признавал непрактичных подарков, и я, со своей болезненной любовью к мягким игрушкам, на все праздники получала в подарок бытовую технику и всякие необходимые в хозяйстве мелочи. Мы не ходили в кино – зачем тратить деньги, если через неделю мы посмотрим то же самое на DVD бесплатно у него дома? Мы не ходили в кафе – платить двести рублей за порцию макарон в «Иль-патио»? Да я (в смысле он, Миша) на эти деньги наварю тебе целый таз макарон, и мы вместе будем есть их неделю. Он фанател техникой, и вся его квартира, в которой временно в роли хозяйки проживала и я, была забита высосокачественной аппаратурой, купленной на деньги несъеденных нами порций пасты и непросмотренных на большом экране видеоновинок. Ради полноты Мишиного образа в глазах читателей и объяснения глубинных подтекстов его поведения, надо заметить, что он с четырнадцати лет жил отдельно от родителей, самостоятельно зарабатывая на жизнь и свои подростковые потребности.
В общем, это своя жизненная философия, которую я все два года наших отношений боязливо уважала и с которой старательно пыталась смириться.
По поводу атеизма. Миша не верил в Бога. Не мог простить ему свое непоступление в МГУ. Бог не заметил самоотверженной подготовки Миши ко вступительным экзаменам, а может, и заметил, но проигнорировал, захотел наказать за какие-то неведомые Мише Мишины грехи. Других причин своего оглушительного провала при поступлении (первого серьезного провала в жизни!) Миша не нашел. И с того дня стал самоотверженным атеистом.
Я не могу назвать себя верующей в христианском смысле этого слова, но, выходя из дома, я непроизвольно крещусь, иногда хожу в церковь, когда чувствую в этом потребность, и ношу в сумке образок с изображением лика Святой Ольги.
Кроме того, я до сих пор крещусь перед каждым половым актом: первое время это было для меня своеобразным благословлением на «грех» – внутренняя молитва о том, чтобы не порвался презерватив и чтобы не случилась незапланированная беременность, ведь я еще не замужем и, если что, мама не переживет - а потом уже привыкла. Может, это, конечно, и извращение, которое впору приписать к богохульству, но покрестившись перед этим занятием, я теперь чувствую себя защищенной.
Разное отношение к вере не было самым главным фактором раздора, но оно щедро подливало масла в огонь во время наших зачастивших ссор, которые закончились неизбежным расставанием.
Главным признаком умирающей любви, на мой взгляд, являются предсказуемые ссоры. Когда ты понимаешь, что если скажешь сейчас вот эту фразу, то получится скандал, и все равно ее говоришь – и потенциальный скандал моментально разгорается, и с каждой выкрикнутой вами репликой в его пламени корчатся ваши лучшие воспоминания о проведенном вместе времени.
Если это случается между двумя людьми, связанными только их отношениями - нужно срочно расходиться, пока еще возможно сохранить уважение, а если это произошло на необратимой уже «семейной» стадии, когда есть дети, родственники и совместные бытовые обязательства, тогда сложнее. Тогда нужно эти ссоры превратить в запрограммированный процесс, сделать из них единый привычный бесперебойный механизм.
У меня есть друг, такой, знаете, показательно-правильный семьянин. Все у них с женой предсказуемо, даже ссоры стандартные: из-за его нередких «зависаний» с друзьями в баре, после которых под утро, часа в четыре, с горстью подушечек «Орбита» за щекой, чтобы забить запах алкоголя, он тихо скреб ключом замочную скважину, боясь разбудить жену с дочкой, а попав, наконец, в прихожую, и щелкнув выключателем, он видел её, жену, сидящую на пуфике в ночной рубашке, с искаженным издевательской улыбкой лицом – она только что перенесла пытку ожиданием – и жена смотрит на него, пытаясь разглядеть признаки раскаяния или какой-нибудь уважительной причины, почему он так с ней, ведь она всё для него; и натыкаясь на его виноватую жующую физиономию, она уходит в спальню, бросив на ходу: «Я постелила тебе на диване». И еще неделю он будет замаливать свой мужской сабантуйчик без повода с традиционно хорошим вискарём и крутобедрыми, как на подбор, девочками, и таскать жене розы, за которыми посылает кого-нибудь из подчиненных в конце рабочего дня, и ежедневно забирать дочь из детского сада, и везти её домой через «Макдональдс», и срываться на друзей по мобильнику: «Да не могу я, Витек, я с женой поссорился!»
Так вот этого друга, только что вымолившего прощение жены и очень дорожившего достигнутым хрупким миром, который разобьется теперь только о следующую его гулянку, я как-то спросила:
- Леш, а нельзя найти какую-нибудь альтернативу? Ну, там, не знаю, не зависать заполночь или брать жену с собой или, в конце концов, отзванивать ей каждый час, чтоб не волновалась? Ну чтобы не так сурово…
Леша искренне удивился и посмотрел на меня как на умалишенную: «А зачем? Мы уже так привыкли».
Когда наши с Мишей ссоры вымотали нас настолько, что даже голоса друг друга начинали нас смертельно раздражать, и обычное «алло?» в трубке вызывало кучу негативных ассоциаций, мы решили расстаться.
С первой попытки ничего не получилось. Мы разошлись – ненадолго - потом, не справившись с одиночеством, опять сошлись – ненадолго – потом опять разошлись.
Мы сто раз договаривались быть друзьями, и даже начинали самоотверженно «дружить»: добросовестно созванивались по вечерам, выискивая в рассказах друг друга признаки новых романов, обижались на равнодушие и обманчивое облегчение, придумывали поводы заехать друг к другу. Он приезжал ко мне по выдуманному нами обоими поводу, пару часов мы играли в игру «ко мне приехал друг», а потом, как говорится в самом избитом тосте, у нас все было и ничего нам за это не было.
Когда в «дружеские» периоды он звонил, а я собиралась на очередное свидание с очередным другом, я зачем-то врала Мише, что иду на гулять с девчонками. Это происходило настолько непроизвольно, что разговаривая с ним, я очень изумлялась тому, что говорю, а положив трубку, еще пару минут пыталась проанализировать, зачем я только что сказала ему эту чушь и почему я так боюсь спровоцировать его ревность. И не найдя никаких более менее внятных объяснений, я уходила на свидание. Долго так продолжаться не могло.
Расставанье, как известно, маленькая смерть, которой предшествует агония отношений, когда оба уже понимают, что всё бесполезно, но еще пытаются выплыть, и хватаются за слабую соломинку привычки, и, подавляя желание наорать, раздражаясь и заводясь по любому поводу, сквозь зубы, предлагают «начать все с чистого листа». На нашей с Мишей палитре отношений, щедро, в несколько слоев, забрызганной разноцветными кляксами скандалов, не было больше ни кусочка «чистого листа».
Словом, мы долго занимались бесполезной реанимацией отживших уже своё чувств, прежде чем я решилась поставить твердую точку. Я не перестала уважать Мишины жизненные принципы, я просто устала жить по ним.
МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО, МИША!!!
При расставании я обычно с головой ухожу в работу, в творчество, в какое-нибудь дело, требующее полной занятости моих мозгов, чтобы не думать, не осмысливать и не анализировать произошедшее, и на время становлюсь фригидной и апатичной ко всему мужскому полу девушкой. Облегчение обычно приходит на вторую-третью неделю. Но после расставания с Мишей мне полегчало моментально: я не могла нарадоваться своей свободе. Нет, я, конечно, переживала, и часто плакала в подушку, и апатией страдала, и раздражалась без повода, и везде с собой таскала бумажку, где сама написала все плюсы и минусы Миши, а с обратной стороны – все плюсы и минусы нашего расставания. Плюсы расставания значительно перевешивали плюсы Миши, поэтому бумажка была хорошим помощником, когда надо было как то притушить яростное желание позвонить ему. Но внутренне я ощущала, что все делаю правильно, и умоляла себя потерпеть: скоро все пройдет.
Точки в отношениях бывают разные. Это может быть разговор, в процессе которого вы решаете остаться друзьями, ссора, после которой зарекаетесь звонить друг другу, брошенная трубка, прерывающая опостылевший поток претензий, безответные звонки, возвращенные подарки, отъезд к маме, да что угодно. У меня такой «точкой» обычно является написание статьи, посвященной моему парню, который в момент написания мною этого произведения о нем становится бывшим.
В моем архиве существует целый цикл статей, посвященный всем, кто когда-либо, законно или незаконно, проживал в моем сердце. Там есть гневные рассказы, написанные мною в состоянии полного опустошения и глобального разочарования в мужчинах, есть забавные и милые зарисовочки о мальчиках, с которыми мы расстались играючи-безболезненно, а есть и философские рассказы, начиненные неоднозначными выводами о взаимоотношении полов. Но с момента расставания до сегодняшнего дня про Мишу я почему-то ничего так и не написала, себе самой объясняя это нехваткой времени, а на самом деле, наверное, надеясь на чудо... А теперь я решилась.
Эта статья – о моем бывшем молодом человеке по имени Миша, с которым мы три месяца назад расстались по моей инициативе, провстречавшись до этого порядка трех лет. Вряд ли он прочтет это произведение: Миша никогда не интересовался моим творчеством – не знаю, чем обусловлена эта своеобразная боязнь моего таланта и сознательное его избегание. Поэтому, эта статья адресована в большей степени мне самой.
МЕЖДУ НАМИ ВСЕ КОНЧЕНО, ОЛЯ!!!
Могу сказать, что по шкале эмоций это были одни из самых ярких моих отношений - самых счастливых, самых болезненных, самых поучительных. И что бы не случилось дальше, Мишу я не забуду и всех своих последующих парней буду сравнивать именно с ним, а не с теми, кто был ранее.
Держу пари, вы сейчас подумали: да она его еще любит. Я не буду с Вами спорить, потому что не знаю, так ли это. Знаю одно: даже если и так, это никак не влияет на мое решение расстаться и забыть его.
Я начинаю новую жизнь. И для этой новой жизни у меня уже есть потенциальный спутник. Его зовут Игорь, и мне очень импонирует его спокойствие в отношении моих ошибок и щедрость в отношении денег. Пока он просто друг – я не хочу торопиться – но шансы у парня явно есть. Он-то наверняка прочтет эту статью – он мой самый ярый поклонник и самый объективный критик.
И я надеюсь, мне никогда не придется писать о нем статью…
ОСА