Ребенок среднего возраста

Оглядываясь назад, я понимаю, сколько ошибок наделала. Я так боялась всю жизнь кого-нибудь огорчить, обидеть, так считалась с другими, так "становилась на чье-то место", что в результате очутилась здесь, в неврологической клинике, в состоянии тяжелой депрессии. До тридцати лет, впрочем, ничего из ряда вон выходящего в моей жизни не происходило. Закончила филфак ЛГУ, получила неплохое распределение, поступила в заочную аспирантуру. Вышла замуж, как мне казалось, по любви. Родила дочку.

Все развалилось в одночасье. Муж совершенно по-дурацки погиб: "перебрал" у приятеля и замерз по дороге домой. Перестройка, а потом "новые рыночные отношения" превратили в прах и тлен наш научно-исследовательский институт, а заодно и мои мечты о докторской степени.

Мне еще повезло: вместо того, чтобы стать "челночницей", как большинство моих коллег, я исхитрилась попасть в довольно-таки замкнутую касту переводчиков иностранной романтико-исторической макулатуры. Точностью перевода никто не интересовался — было бы связно, да быстро сделано. Денег при этом хватало и на еду, и на тряпки, и на полноценный отдых. Замуж я не рвалась — спасибо, нахлебалась. Мне нужен был хороший приятель для совместного проведения досуга. Желательно, со своей жилплощадью, чтобы не гулять без конца по улицам и не стоять в подъездах и вообще — избежать возможных эксцессов. И желательно — настоящий мужчина. В том смысле, чтобы рядом с ним можно было бы чувствовать себя не домработницей и не ломовой лошадью, а слабой женщиной. Такого, кажется, нашла.

С Александром меня свела одна из моих подруг. Устроила "целевой вечер": пригласила меня — "симпатичную вдовушку" — и разведенного приятеля своего мужа — "обаятельнейший, интеллигентный человек, дорогая, со своей квартирой, да и зарабатывает неплохо".

Он мне понравился. Еще бы: высокий, элегантный, с гривой седых, ухоженных волос, почти красивый. И профессия по нынешним временам интересная — юрист. Низкий, волнующий голос, хорошие манеры, обходительность, умение вести беседы на светские темы... Как говорится, чего же боле?

Я бы не назвала это взаимной любовью с первого взгляда, но Александру я тоже понравилась. Внешностью меня Бог не обидел, фигурой — тоже, хотя призового места на конкурсе красоты мне, конечно, не занять. Не дура, самостоятельная, опять же без материальных и жилищных проблем. Через два дня после знакомства он пригласил меня в театр. Через неделю — в гости к своим друзьям. А еще через неделю — к себе в гости. При всем этом не забывал дарить цветы, говорить нежные слова, и вообще ухаживал по всем правилам. С четвертой встречи я стала его любовницей, и только спустя довольно длительный промежуток времени осознала, во что на самом деле вляпалась.

Нет, с чисто физиологической точки зрения мне бы позавидовали девять женщин из десяти, если, конечно, верить тому, что пишут в соответствующей литературе. Александр готов был заниматься любовью несколько раз в сутки, не забывая о том, чтобы я получала свою "законную" долю удовольствия. Сгоряча я чуть было не согласилась выйти за него замуж — настолько прекрасными показались мне новые ощущения. Но когда прошел угар "медового месяца", обнаружилось, что за всем обаянием моего любовника скрывалось огромное, непоколебимое презрение к женщинам, которым всем "нужно только одно".

— Все вы, бабы, одинаковые, — заметил как-то мне мой возлюбленный. — Думаете только о собственном удовольствии, а как получили свое — сразу плевать на мужика хотели. Моя бывшая супруга, например, бросила меня только потому, что, как она изволила выразиться, "хватало времени на все, кроме жены". А ведь я с ней спал каждую ночь. Нет, ей этого мало: я еще с работы должен был возвращаться не позже семи часов, а потом по дому вкалывать. Про выходные — молчу. Она просто обожала ходить по рынкам и потом стоять у плиты... А если меня по будням дела до позднего вечера задерживали, а на выходные были другие планы?

Я промолчала. Надо сказать, что к тому времени мне, в отличие от его бывшей супруги, отлично были известны "дела", которые ни в коем случае нельзя было отложить. Ларчик открывался просто: преферанс. Либо "вживую", если была такая возможность, либо сам с собой, на компьютере, притом часами. Что ж, у каждого барона свои фантазии.

"Ребенок", — подумала я однажды и... испугалась. Случайно я нашла ключевое слово, определявшее характер моего возлюбленного. Ребенок. Ребенок, который топал ногами и бросался на пол, если та женщина, которая в данный момент исполняла роль его матери, собиралась заниматься какими-то своими делами, а не развлекать его. Который мог запросто забыть о времени, заигравшись с друзьями или в одиночестве. Ребенок, обожавший подарки, на которые я, по дурости своей, не скупилась, но совершенно искренне считающий, что он никому ничего дарить не должен — достаточно его самого. Во всяком случае, с тех пор, как я легла с ним в постель, подарки, то есть цветы, прекратились.

— Тебе обязательно нужны эти условности? — страшно удивился Александр, когда я достаточно прозрачно намекнула, что была бы рада хоть букетику фиалок. — Хорошо, попадутся — куплю.

Но цветы ему "попались" только тогда, когда мы пошли на день рождения к одному из его приятелей. Роскошный букет роз был куплен для хозяйки дома, и я готова была дать голову на отсечение, что никаких романтических отношений тут не было. Просто этот ребенок хорошо усвоил, что в гости к чужой тете нужно приходить с подарком.

Наши с ним совместные вечера тоже были "песней". Александр, если оказывался дома, обожал смотреть... "Санта-Барбару", причем я должна была сидеть рядом, держать его за руку и разделять восторги. А меня от любой "мыльной оперы" ненавязчиво тошнит. Что тоже вызывало массу критических замечаний в мой адрес.

Пока я жила с дочкой, все это эгоистическое ребячество Александра можно было пережить. Я убегала домой, отсиживалась там, приходила в себя. Через неделю, соскучившись, находила тысячу оправданий поведению своего возлюбленного — и проводила с ним очередной уик-энд или пару дней. Обычно очередной разлад происходил из-за того, что Александр выдавал "искрометную шутку" относительно того, что близится день получения мною гонорара за очередную работу и вот тогда-то... Я обижалась, вспыхивала, говорила слова, в которых потом раскаивалась, но...

Но, повторюсь, пока у меня было убежище, все это сходило ему с рук. Скорее всего, я его любила. Но тут дочка преподнесла мне сюрприз: на четвертом курсе института познакомилась с каким-то немцем и заявила, что выходит за него замуж и уезжает в Германию. Ну, что ж...

— Ну, что ж, теперь-то мы уж точно должны пожениться, — радостно заявил Александр, когда узнал о переменах в моей жизни. — Переедешь ко мне, твою квартиру будем сдавать.

Перспектива жить с ним в одной квартире в качестве законной жены меня не то чтобы не вдохновляла — просто пугала. Во-первых, мне грозило хроническое недосыпание: аппетиты моего партнера в постели мне были достаточно хорошо известны. Во-вторых, мне не разрешалось привезти с собой ни единой табуретки: все должно было быть в том виде, к которому Александр привык за много лет жизни в своей квартире, хотя места для моего компьютера там не было по определению. В-третьих, виделись бы мы с ним все равно только по выходным дням, точнее, тогда уже точно только по выходным дням: Александр уходил на работу не позже восьми утра, а приходил не раньше десяти вечера, если не забегал "на пульку" к кому-нибудь из друзей. К любовнице, назначив свидание, он еще мог поторопиться, но к законной мегере... Я же к десяти часам вечера уже клевала носом и мечтала только о тихом и спокойном сне. В-четвертых... В каждой шутке, как известно, есть доля истины, и я совершенно не была уверена в том, что пассажи Александра относительно особенной привлекательности "состоятельной женщины" не были хотя бы на четверть серьезны. Мне это нужно?

В общем, вопрос о свадьбе оставался открытым до того вечера, когда я почувствовала, что у меня начинается грипп: ртутный столбик термометра поднялся до 39°. Кое-как переждав ночь я, проклиная собственную слабохарактерность, позвонила Александру. Застала его уже на выходе.

— Я быстренько разделаюсь с делами и приеду к тебе, — бодро откликнулся он. — Диктуй, что нужно привезти, куплю по дороге.

Я положила трубку и поплыла в забытье. Очнулась от телефонного звонка, когда в комнате было уже почти темно. Звонил, разумеется, Александр:

— Слушай, Лялечка, извини, я еще не освободился. У нас тут совещание, а потом...

В трубке явственно слышались веселые голоса и звон посуды. Я посмотрела на высветившийся на табло номер: Александр звонил от своего лучшего друга.

— Думаю, тебе лучше не приезжать, — сказала я. — У меня грипп, еще заразишься. Да и устанешь, наверное, после всех совещаний.

— Хорошо. Тогда я завтра тебе позвоню. Ну, поправляйся.

Я положила трубку и заплакала. Плакала долго, некрасиво, завывала, как деревенская баба. А когда немного успокоилась, достала из тумбочки пачку со снотворным, а из бара — початую бутылку коньяка... Игра была мною проиграна окончательно и бесповоротно.

Я не отравилась — только проспала двое суток, да заработала острое нервное расстройство. Теперь, конечно, упрекаю себя в малодушии и глупости: кого я этим наказала?

Подруга, время от времени навещавшая меня в клинике, в последний раз сказала мне в виде утешения:

— Слушай, плюнь ты на этих мужиков и купи себе хороший вибратор. Если бы не мой дурак-муж, я бы так и сделала. А ты свободна — зачем тебе играть в эти дурацкие игры?

Александр за несколько месяцев так меня и не навестил. Может быть, действительно купить этот самый... как его?

Все остальное я, в принципе, и сама умею делать.