Реальная история: как я осталась без жилья и всякой надежды
У меня было если не самое счастливое, то однозначно обеспеченное детство. Оно выпало на 90-е годы. Пока другие носили дешевую китайскую одежду и питались супами быстрого приготовления, у меня было почти все, о чем мечтает ребенок: настоящие куклы Барби, брендовые вещи, поездки за границу. Мне было шесть лет, когда я попала за кулисы «Ла Скала». Чешские замки, парижский «Диснейленд», израильская кухня и многое другое я знала не по кадрам из передач и не по журналам, а на личном опыте.
Наше финансовое процветание обеспечивала мама-одиночка. Папа бросил ее беременной, думаю, это событие мотивировало ее работать по 16 часов в день — чтобы содержать меня и доказать ему свою успешность. Она устроилась в строительную фирму, которая возводила здания по всей России. Мама без преувеличения много зарабатывала, у нее были сбережения, но она не торопилась покупать квартиру. Причин было несколько. Во-первых, ее контракт подразумевал частые переезды. Вместе с ней за свою жизнь я сменила множество городов: Питер, Новгород, Саратов, Ульяновск и другие. Каждый раз, когда мы переезжали, мамина компания снимала ей жилье в центре. Это были полностью обставленные, просторные квартиры. Особенно хорошо я помню ту, что была в центре Москвы, откуда я пешком ходила на Патриаршие на уроки французского и ездила в одну из частных школ, где у половины детей родители были бизнесменами, а у другой — криминальными авторитетами. Во-вторых, у мамы была недвижимость, которой ей некогда было заниматься. Считайте: дом в Подмосковье (а если точнее, дача в Переделкино, где мы были прописаны), таунхаус под Питером, участок земли под Москвой. И еще квартира в Таллине, в которой жили бабушка и дедушка и которая должна была перейти маме по наследству. Стоит ли говорить, что при таких исходных данных ей казалось, что с жильем у нее (а значит, и у меня) не будет никогда проблем.
Думаю, именно в таких случаях судьба громко хохочет над людьми. Все началось в 2001 году. Сгорел подмосковный дом. Честно, мне не жаль вещей. Но в огне исчезли все фотографии, как будто у меня не было детства, не было прогулок по европейским столицам, а все, что я рассказываю, — это выдумка, которую мне нечем подтвердить. Наши соседи решили воспользоваться произошедшим несчастьем и на законных основаниях отобрать участок, оставшийся после сгоревшего дома. Начались суды. Чтобы их выиграть, мама отложила восстановление дома. И она не услышала намека высших сил, что надо бы озаботиться приобретением квартиры. Ей не верилось, что у такой успешной женщины, как она, что-то пойдет не так. И напрасно.
Я окончила школу в Питере и поступила на платное дневное отделение в СПбГУ. Мы продолжали шиковать, когда ударил кризис 2008 года. Вскоре окружающие начали приходить в себя, волна докатилась до нас. Не просто волна, а девятый вал.
Маму уволили. Это произошло в 2009 году. Он же принес нам следующий пожар: дотла сгорел дом под Питером. После потери работы мама получила компенсацию, на которую мы сняли квартиру в северной столице. В ней уже не было трех комнат и современной бытовой техники. Но она еще была с современным ремонтом и приличной мебелью.
С присущим ей напором мама бросилась на поиски работы. Прошел месяц, два, полгода — мы проели всю компенсацию, а мама так и не смогла ничего найти. Наконец она отказалась от мысли, что устроится на место по специальности и на прежнюю зарплату. И ее тут же взяли в маленькую фирму с доходом в семь раз ниже, чем она привыкла. Чтобы поддержать ее, я перешла на вечернее отделение и тоже начала трудные долгие поиски работы. Видя, что мы финансово тонем, мама пошла на крайние для нее меры и выставила на продажу участок в Переделкино. По докризисным ценам его не хотели покупать, а сбрасывать цену она не соглашалась. Она всегда упрямо сопротивлялась судьбе. И та решила ей показать, кто сильнее.
Протоптав к нам дорожку, беды пошли одна за другой. В Таллине умер дедушка, квартира «попала в заложники»: чтобы ее продать, нужно было ехать в другую страну. А из-за просроченной оплаты по кредитам мы стали невыездными. К тому же там жили дальние родственники, которые вносили оплату за коммуналку и следили за жильем. Мы не могли выставить их, тем более нам нечем было компенсировать их доброту и помощь. Наконец, после долгих переговоров, они продали квартиру и отдали нам две трети стоимости. Этих средств хватило бы на первоначальный взнос, чтобы взять в ипотеку однокомнатную квартиру в Москве. И успокоиться.
Но мама дорожила памятью о доме в Переделкино. Она решила отстроить его заново, вернуть старые добрые времена и кружевные занавески на окна. До сих пор помню тот день, когда я стояла перед ней на коленях в слезах и умоляла: «Мама, не надо строить, купи доллары!» А она мне: «Матрена, я забочусь о твоем будущем. Тебе достанется огромный дом с шестью комнатами». По ее расчетам, на эту задумку было достаточно двух миллионов. Да, да, на два этажа, отделку, проведение воды, мебель.
Оставшиеся полмиллиона быстро растворились: мы раздали долги, оплатили мамино лечение и мою учебу (тут я могла бы рассказать отдельную историю о том, как меня несколько раз отчисляли то за несвоевременную оплату, то за пропуск экзамена, на который я не могла попасть из-за операции на мениске).
В общем, старт строительству дома был дан. А через два года деньги закончились, мы получили добротную коробку без отделки, без межкомнатных дверей, без подведенной канализации и воды. На продолжение строительства уходила почти вся моя и мамина зарплата. Мы снимали вдвоем комнату на окраине Москвы. Оборванные обои, закопченные стены кухни, матрас на полу. Такие вот условия. И я еще наивно думала, что хуже не будет.
Но год назад мама решила провести еще одну оптимизацию наших расходов, чтобы все-таки достроить дом. Последний рывок загнанной лошади. Она продала участок под Москвой, подвела воду и постановила, что мы переезжаем, чтобы не тратиться на арендную плату.
И вот представьте, мы оказываемся в помещении, плохо приспособленном для жилья. Стены не оштукатурены, пол не постелен, холодно. Все накопленные вещи свалены в коробки, потому что их некуда развесить. Запах внутри затхлый, неприятный. Но мама оптимист: дочка, за год мы все доделаем, тут у нас будет камин, там чайный уголок. Каждый день она рисовала мне картины нашей кукольно-прекрасной жизни. На осуществление которой мы отдавали все средства (и с каждым днем выяснялось, что их надо в несколько раз больше, чем недальновидно оценила мама).
Все закончилось, когда на Новый Год начальство сделало ей «подарок» — ее уволили. Маме под 60 лет, найти работу лучше, чем консьержем, она по сей день не может. А недавно, спускаясь по неосвещенной лестнице в доме, она сломала ногу.
Мамины бывшие коллеги, мои друзья и знакомые думают, что я достаточно взрослая, чтобы решить наши финансовые проблемы самостоятельно (так же, видимо, считает и мой отец, который будучи обеспеченным человеком, ни разу не дал ни рубля). И правда, мне 28 лет, высшее образование, два иностранных языка. Но несколько месяцев назад меня тоже уволили. И мой диплом клинического психолога не особо помогает устроиться на высокооплачиваемую должность. Скажем, я никогда и не мечтала зарабатывать. Моей целью было помогать детям с аутизмом. Не та сфера, на которой можно сколотить состояние. В итоге я работаю секретарем, но из-за неприязни к работе (оправданной — девушек на ресепшен мало уважают) я не могу дождаться повышения.
Я в отчаянии. Для меня этот дом похож на камень, который висит на моей шее. У меня нет возможности снимать жилье отдельно от мамы. Поступить так — все равно что бросить ее на произвол судьбы. Моих доходов не хватит на то, чтобы привести дом в порядок в этом столетии. Я хожу в одежде, которую мне отдают подруги. Если у меня рвется обувь, то я продолжаю ходить в ней, потому что не могу позволить себе новую. Иногда доброхоты советуют мне выйти замуж, как будто я могу разместить объявление: «Требуется спонсор, который оплатит строительство дома, взамен обещаю быть хорошей хозяйкой и верной женой». У меня нет личной жизни: в нынешнем эмоциональном состоянии я не чувствую уверенности для знакомств. Мне кажется, я попала в безвыходную ситуацию, в ловушку, из которой нет выхода.