Жесткое связывание (часть 2)

Я нашла Дона через сеть связей, существующую внутри любой профессии, а также каждого подпольного сообщества. Это происходило в шесть ступеней: любого журналиста от нужного источника отделяет шесть телефонных звонков. Дон - выдающийся специалист, он известен метрдотелям лучших ресторанов по обе стороны залива как большой гурман, у него есть прекрасная яхта, стоящая в Сосалито. Ему около пятидесяти, он женат и имеет двоих детей. Почему он захотел рассказать мне о своем опыте связывания? Он говорит, что доверяет мне. Я подозреваю, что, боясь разоблачения, он одновременно томится в ожидании случая, который бы открыл потайную дверь и положил конец его двойной жизни. Он идет на маленький риск, который может привести (но вряд ли приведет) к раскрытию его секрета.

• Я не поддерживаю отношений с какой-то одной «дом», - говорит он, - но встречался по крайней мере хоть однажды со всеми женщинами - знаменитыми специалистками в связывании, в этой стране и некоторых городах Европы. Я много езжу по делам. Деньги позволяют мне выбирать то, что я хочу. Если у меня дела в Брюсселе, то я вполне могу разрешить себе поездку в Гамбург, чтобы повстречаться с Карен Хенсалл. Возможно, я просто боюсь видеться с одной женщиной на регулярной основе.

• Боитесь чего? - спрашиваю я.

Мы сидим на веранде ресторана в Сосалито с прекрасным видом на залив. Нам видна его яхта. В сумерках через залив начинают сверкать огни Сан-Франциско. Ну так чего же ему бояться?

• Стать слишком зависимым от женщины, - говорит он. - Если иметь постоянную связь с «дом», она обретает гораздо больше контроля надо мной, чем это возможно при единичных встречах. Я был с Кэйе Бакли дважды за последние несколько лет. Она очень хорошо выполняет свою работу, она одна из лучших. Но если бы я виделся с ней раз в неделю или даже в месяц, она могла бы приобрести большее значение в моей жизни. Потому что она действительно меня понимает.

Он отводит назад прядь белокурых волос, которую морской бриз отбросил ему на лоб. У него сильные руки. Я могу вообразить, как они ласкают мои груди или раздвигают мне ноги. Когда Кэйе Бакли берет руки, подобные этим, и заламывает их за широкую спину, интересно ли ей, как они ощущались бы на ее теле?

Волосы Дона высветлены, но довольно искусно. Я так и вижу его терпеливо сидящим под одной из этих маленьких шапочек в престижном салоне, где его укрывают в занавешенной комнате, пока схватится краска. На руках у него - маникюр. Рыжевато-коричневые льняные слаксы сохраняют стрелки, несмотря на то что день подходит к концу. Он улыбается, заметив мое внимание к деталям. Его глаза слишком синие, чтобы это был натуральный цвет. Контактные линзы.

• Я стараюсь сохранять форму, - говорит он, - по разным причинам, в частности и потому, что мне не хочется выглядеть смешным дряблым неряхой, когда меня подвешивают связанного.

Мы оба смеемся. Я могу представить его подвешенным к подъемному механизму - желудок его не подведет.

• Самолюбие, - роняет он. - Говорят, что мужчины более самолюбивы, чем женщины. Я сам тому подтверждение. - Он делает паузу. - Интересно, не смеются ли про себя все эти женщины над нелепостью своих «пленников»? Я слышал, что Кэйе Бакли смеется, когда подвесит мужчину. Я не могу вообразить что-либо более унизительное, чем быть осмеянным.

• А где вы это слышали? - спрашиваю я его, хотя я тоже это слышала, более того, от нее самой: этот издевательский смех - часть услуг, которые Кэйе оказывает клиентам. Нет ли у этих мужчин определенной тяги к унижению?

• От одной «дом» из Нью-Йорка. - Он смыкает руки вокруг чашки с двойным кофе со сливками, стоящей перед ним, словно человек, согревающийся холодной ночью, и говорит: - Я считаю себя «подчиняющимся». Это тайна, которой я не могу поделиться с женой.

** *

Представьте себе, что вы не в состоянии поделиться своим самым потаенным желанием со своей партнершей, потому что вы стесняетесь облечь ваши идеи в слова. Теперь представьте, что вы думаете: ваше желание чересчур постыдно, чересчур низко для ушей вашей возлюбленной. Если вы это представили, то узнали, какова жизнь у Дона. Он думает, что болен. «Домы» говорили ему, что это не так, но он им не верил. («Почему я должен доверять их мнению? Они проводят свою жизнь с больными ублюдками вроде меня».) К идее о медицинском лечении он относится не слишком серьезно, может быть, оттого, что не верит, что с ним произойдут какие-то изменения, а может, оттого, что он не хочет расставаться с тем, что приносит ему наивысшее удовольствие. В данное время он находит отклик на свои нужды. А в результате ему пришлось бы принести все это в жертву, в надежде найти какой-то другой путь к удовольствию. Свой же путь он спланировал сам, хотя, возможно, он более извилист и сложен, чем мог бы быть.

• Я не верю в лечение, - говорит он, доверительно понизив голос. - У нас с женой несколько лет назад был трудный момент, и мы обращались в консультацию. Я пошел туда, чтобы угодить ей, чтобы она поняла: я серьезен в намерении сделать ее счастливой в браке. Я сказал доктору то, что он хотел услышать, и мы были объявлены «излеченной» парой и отправлены восвояси. Лечение - это дерьмо собачье. Вы изучаете их язык и говорите с ними на нем; после этого они совершенно счастливы по вашему поводу. Наши проблемы в то время не имели ничего общего с сексом, - уверяет он, широко разведя руками, а затем кладет их плашмя на стол. Интересно, не пример ли это того языка движений, которым он, возможно, пользуется на деловых встречах. - Она думала, что я слишком занят на работе и недостаточно занимаюсь ей и воспитанием детей. У нее не было никаких трудностей в сексе. Дважды в неделю мы делали это в достаточно разнообразных позициях. Я делал ей куннилинг. - Он улыбается. - Она была удовлетворена. Единственная вещь, которая примиряет меня с моим сексуальным поведением, - это то, что я знаю: используя фантазии о связывании, которые держат меня во время секса в возбуждении, я могу удовлетворить ее.

Мне хочется положить на его руку свою и сжать его запястье большим пальцем. Я знаю секрет Дона и нахожу его привлекательным. Не его ли готовность к подчинению вызывает у меня отклик?

• Вы когда-нибудь связывали мужчин? - спрашивает он.

• Нет, - отвечаю я, потому что, мне думается, мои забавы с шелковыми поясками он не сочтет «связыванием».

Дон вспоминает о старых журналах с культовой «связанной королевой» Бетти Пейдж, которые он рассматривал, еще будучи школьником. Он возбуждался от фотографий, на которых она была изображена на разных стадиях раздевания, но совсем обнаженной - довольно редко, а в основном - связанной веревкой. Бетти широко снималась многими разными фотографами в качестве модели для календарей и плакатов, но фото с путами делались только Ирвингом Клоу, который, видимо, был одержим сексуальным связыванием. Бетти быстро стала его самой знаменитой моделью, а их сотрудничеству часто приписывается заслуга в распространении связывания в качестве элемента эротики в США.

Дон представлял себя на месте Бетти. Он воображал себя в ее позе, беспомощного и покорного, находясь в состоянии сексуального возбуждения. В отличие от других, он не ставил себя в положение «мучителя», невидимой личности, обвязывающей Бетти веревками. Он не видел в этом ничего странного, пока в старших классах не поучаствовал в пьесе вместе со сверстниками. Кто думал, что его юношеские фантазии настолько отличаются от фантазий остальных?

• Я не помню, что это была за пьеса, но мне досталась явно отрицательная роль. Я провел большую часть сценического времени привязанным к стулу. Сказать я должен был с полдюжины строчек. Я был жертвой или схваченным преступником, точно сказать не могу. Все, что я помню, - то, что у меня случалась жуткая эрекция, когда меня привязывали к этому стулу. Я молился, чтобы никто этого не заметил, но это, само собой, произошло. Пара парней безжалостно намяли мне бока. Они решили, что я так разгорячился из-за «звезды» нашей пьесы, маленькой блондиночки, которая гарцевала передо мной туда-сюда, пока я был привязан, ее остренькие груди распирали свитер. Мне пришлось действительно приударить за ней, так как я хотел, чтобы парни, надававшие мне по ребрам, списали причину моей эрекции на нее. Я больше не вернулся в школьное собрание. Мои старые товарищи, наверное, решили, что успех вскружил мне голову. Но я не хотел, чтобы меня вспоминали в связи с пьесой.

Этот инцидент принудил Дона пересмотреть взгляд на свои сексуальные реакции, которые, по его заключению, оказались «ненормальными». Ему не понравилось то, что он увидел в зеркале своей психики, и, чтобы победить тот негативный образ, который он себе сам создал, он стал упражняться в удовлетворении своих партнерш, в частности, с помощью орального секса.

• Откуда берутся вещи, подобные этой? - спрашивает он. - Я не верю, что так зациклился на этом из-за того, что смотрел те старые фотографии Бетти. Ведь сколько мужчин и мальчишек мастурбировали на Бетти Пейдж, не приходя после этого к причудливому желанию быть связанным. Я не могу припомнить ничего из моего детства, - продолжает Дон, - из того, каким образом родители наказывали меня, что могло бы привести на эту стезю. В нашей семье секс не был темой разговоров. Мои родители происходили из кальвинистов, это были прямые и правильные люди, не имевшие много удовольствий в жизни. Я не могу припомнить знаков сильной привязанности или открытой сексуальности у родителей. Но также не было даже косвенных оскорблений в их отношениях со мной или между собой. Я читал о людях с похороненными в подсознании воспоминаниями об оскорблениях детства, но я не думаю, что я один из них.

Озадаченный и смущенный развитием своего желания, он никогда никому не говорил, что не может поддерживать эрекцию и эякулировать, не представляя себе ситуации с «крутым связыванием». Когда он пытался фантазировать на другие темы либо сфокусировать внимание на партнерше, эрекция резко ослабевала. Ничто не может заставить его член напрячься, кроме фантазий на тему связывания.

• Покуда я фантазирую, я в полном порядке, - он самокритично посмеивается. - Если моя жена когда-нибудь научится читать мои мысли, у меня возникнут проблемы. В тех редких случаях, когда я старался заниматься сексом без мыслей о связывании, я был не в состоянии исполнить свои супружеские обязанности.

Дон подпитывает свои фантазии, посещая какую-нибудь «дом» раз в месяц или реже. Он платит только за жесткое связывание, не желая бичевания, электрических ударов в гениталии или «игры в протыкание» (установление на соски или мошонку колец, которые после встречи могут быть удалены) - это виды практики, которые он считает «уже совершенно выходящими за рамки». Когда ему выпадает возможность встретиться с «дом», специализирующейся на веревочном японском связывании, он ее не упускает, потому что это «удовлетворяет куда лучше», чем при-вязывание к столу кожаными полосками. Процесс продолжается, в зависимости от места, от часа до трех с половиной и стоит от двухсот до тысячи долларов за прием.

Он также практикует одиночное связывание не реже раза в месяц, иногда чаще, и только во время поездок.

• «Дом» из Амстердама научила меня, как можно самому привязать себя к кровати системой веревок, прикрепленных к замку с комбинациями. Перед тем как это сделать, я устанавливаю на лампе около кровати автоматический таймер. У меня остается около десяти минут до включения таймера, после того, как я себя привяжу. Он отключает лампу, и я не могу видеть замок до тех пор, пока она вновь не зажжется, как правило - спустя три часа.

Для меня это сильное переживание. Перед тем как погаснет свет, я думаю обо всем, что может произойти, пока я не буду видеть замок и не буду способен себя освободить. А что, если случится пожар? Другое происшествие? Что, если позвонит среди ночи жена? Если позвонят или придут и постучат деловые компаньоны, с которыми я разъезжаю? Самым худшим было бы, если б они встревожились, что не могут меня разбудить, и позвонили в службу безопасности гостиницы, которая впустила бы их в номер. А там я, гол, как сокол, прикручен к кровати, а мой «петушок» в полной боевой готовности. Это было бы моим концом, не так ли?

Когда загорается свет, Дон освобождается. Он сматывает веревки и прячет их вместе с замком и таймером во втором дне чемодана. Но он не мастурбирует.

• Я никогда не онанирую во время или после связывания, - говорит он. - Это каким-то образом изменило бы баланс внутренних сил во мне. Просто я так не делаю.

Спустя несколько недель после свидания с ним я натыкаюсь в «Спектейторе» - калифорнийском секс-еженедельнике - на вкладыш с фото, посвященный связыванию, который заставляет меня подумать о Доне. На фото - связанная женщина, брюнетка, которая, хотя внешне не похожа на Дона, обладает той уязвимостью, что вызывает воспоминания о нем. Позже я показываю этот вкладыш с фотографиями одной женщине, «подчиняющейся», которая тоже любит, чтобы ее связывали. Я спрашиваю, почему это ее возбуждает. Она говорит о любви - любви, изливающейся, как думают «подчиненные», от «дом», которая их связывает. Ее цветистые слова не могут ответить мне на мои вопросы и ничего не объясняют тем непосвященным, которые не в состоянии понять эту потребность, это желание быть крепко-накрепко связанным.

Это любовь, настаивает она. Что же здесь общего с любовью?