«Наши расследования принимают в судах»: интернет-разведчик рассказал о мессенджерах и анонимности в Сети

Игорь Бедеров уже больше 10 лет занимается интернет-розыском. За это время он успел поработать с правоохранительными органами и даже разработал методологии, которые успешно применяются в розыске и поимке преступников. «Страсти» поговорили с Игорем Сергеевичем о том, можно ли сохранить анонимность в Сети в 2024 году и как люди оставляют «цифровые следы», по которым их можно выследить.

Как вы попали в сферу интернет-розыска?

Когда-то я работал в правоохранительных органах, в секретных подразделениях. Но не обзавелся какими-то коррупционными связями. Знаете, как это обычно бывает в службах безопасности — когда ты уходишь со службы, устраиваешься куда-нибудь в СБ и пользуешься связями для того, чтобы что-то пробивать, узнавать. На тот период не было такого количества разных ботов для пробивов и более того, сами открытые источники только начали формироваться.

Чем вы занимаетесь на должности интернет-разведчика?

Сначала я формировал методологии работы с данными, как для служб безопасности, так и для правоохранительных органов. Помимо этого начал создавать программы, которые могли работать с данными. Постепенно я ушел от информационного обеспечения служб безопасности, хотя по-прежнему и такого рода заказы появляются, и сосредоточился на проведении расследований телекоммуникационных нарушений. На сегодняшний день, самая интересная методология, которая касается такого рода нарушений, сделана мной и академией Следственного комитета, а также академией управления МВД РФ. Она касается работы с идентификацией владельцев криптовалюты, расследований в Telegram, работы с электронно-цифровым следом. Мы стараемся сейчас создавать методологии для современной криминалистики.

Насколько я знаю, вы работаете в компании «Интернет-розыск», занимаетесь ли вы какими-то частными заказами? Например, когда люди просто хотят кого-то найти в Интернете?

Практически уже не занимаюсь, потому что как правило, такие запросы склоняются к каким-то незаконным действиям, вторжениям в частную жизнь и прочим вещам. Я предпочитаю работать с субъектами бизнеса, потому что их можно обязать соблюдать NDA, например. Мы работаем в официальном поле, мы не бот для пробива. Наши расследования принимаются в судах.

Может быть были какие-то расследования, которые вам особенно запомнились?

Было расследование, связанное с криптовалютой — оно было совсем нерядовое и мы выяснили то, что ложное сообщение о минировании в 2019 и 2020 годах распространяли не какие-то там школьники, а хакеры, работающие на одну из западных спецслужб. Мы это доказали, а потом столкнулись с тем, что западная держава это опровергла, не приложив никакой доказательной базы.

Вы сказали, что плотно сотрудничаете с правоохранительными органами. А в полиции насколько часто используют технологии интернет-розыска?

Практически нечасто. По сути в нашей стране сейчас ставится на вооружение лишь один охранный комплекс, разработанный нами же. Немного не совпали наверное по возрасту. Все же заниматься современными преступлениями должны те люди, которые немного современнее.

Хорошо, а какая страна сейчас наоборот, лидер по использованию технологий при розыске преступников?

Это США, Израиль, Великобритания. В Китае можно об этом сказать. Но западные страны рассказывают о том, что уже внедрено, а азиатские страны рассказывают больше про свои пилоты или о том, что они хотят в перспективе видеть.

Отойдя от теории к практике. 22 марта произошел теракт в Москве, есть информация о том, что кураторы террористов переписывались с ними в Telegram. Как думаете, можно ли было предотвратить трагедию?

Чисто теоретически, ни один теракт предотвратить невозможно если он был грамотно организован. Технически можно было общаться и не в Telegram, используя свой мессенджер со своим шифрованием и никакое даже условное АНБ не могло бы ничего перехватить. Поэтому обезопасить переписку достаточно просто. Но зачастую все упирается в то, что исполнители крайне необразованные и неквалифицированные люди.

То есть сейчас, когда уже террористы арестованы, есть шанс благодаря этим перепискам выйти на заказчиков?

Да, безусловно. Для этого на исследование должны быть переданы их устройства, проведены определенные мероприятия. Это уже будет делать ФСБ.

А Telegram вообще сейчас можно назвать анонимным мессенджером?

Нет, его никогда нельзя было назвать анонимным, потому что он не соответствует признакам анонимного мессенджера — регистрация проводится по номеру телефона, переписки, по крайней мере публичные, хранятся на серверах самого телеграма. Дополнительного шифрования открытые чаты не имеют. Да и приватные чаты на тоже шифрования не имеют. Там просто предусматривается пересылка сообщений с устройства на устройство, минуя сервера. Это единственная защита.

А вообще есть сейчас мессенджеры, которые сохраняют анонимность?

С определенными оговорками конечно. Есть Jabber, Briar, Element. Любой из этих мессенджеров можно поставить на свое серверное железо, избавившись от слежки со стороны правообладателя. К нему можно добавить дополнительное шифрование и все, вы абсолютно защищены.

Каким образом вообще люди оставляют «цифровые следы», по которым их отслеживают?

Если мы говорим про пассивный «цифровой след», то он остается при всех наших посещениях веб-ресурсов, например, когда мы авторизуемся на сайтах. Также у нас есть активный «цифровой след», который оставляет сам человек — это регистрации во всевозможных блогах, форумах, соцсетях, ведение веб-сайта. Все то, что мы осознанно публикуем о себе.

А что делать людям, которые хотят сохранить анонимность в 2024 году? Им просто не заходить в Интернет?

Такого понятия как «анонимность» в условиях информационного общества уже нет. Сохранить ее невозможно. Чаще всего пытаются личность заместить. То есть создать личность, которая никак не будет связана с вашей настоящей. Это сейчас выражается у подростков — они портят свой «цифровой след» и регистрируются под несуществующими персональными данными, не выкладывают свои фотографии и так далее.

Наш сайт называется «Страсти». А что такое страсть для вас?

Я как человек, получивший классическое образование, наверное скажу, что страсть — это определенный статус демона. Это то, что пытается как-то вытащить самое потаенное из нас, не всегда хорошее.